– Могу. У родителей, да и у брата я как за каменной стеной.
– Вот и езжай туда и сиди как мышка, пока я тебе не перезвоню. На, возьми телефон, он новый ещё, ни разу не использованный. Такси возьмёшь только на стоянке, ну и в нужный дом постарайся войти так, чтобы тебя не выследили.
– Поняла. С соседней улицы, возле дома брата, есть проходной двор, я им воспользуюсь, – выглядела она собранной, деловитой, испуг прошёл.
Оба телефона, найденных при отравительницах, я намочил под водой, завернул в мокрую тряпку, а потом ещё и в фольгу, и уже при расставании шепнул:
– Выбросишь как можно дальше от дома в мусорный бак.
Не закрывая плотно дверь, прослушал, как Софийка спустилась вниз и как вышла на улицу. Надеюсь, что доберётся она к месту без приключений.
Глава 28
Негативные эмоции
Сам же я вернулся к делам, весьма неприятным по своей специфике: начал готовить тела сестёр Чамзини к допросу.
В последние часы лишний раз убедился, что информация ко мне на логфэй поступает далеко не полная. Например, по всем прежним «укушенным» оповещение шло феноменальное. Давались сведения по любому из нечестных корреспондентов, которым следовало свернуть голову или каким иным способом уничтожить. Об отказе умирающего преступника от «покаяния» я тоже узнавал чуть ли не самым первым.
А тут вокруг меня лично творятся такие безобразия, и я узнаю о них чисто случайно. Или скорей благодаря собственным инициативам, за которые приходится оплачивать работу не одного детективного агентства.
Ну и самое главное – гнид в нашем мире, подлежащих немедленному уничтожению, остаётся невероятное множество. Тогда почему, спрашивается, уведомления об их преступной деятельности ко мне не поступают? Или не доходят? Коль именно у меня спрашивают настойчиво «казнить или помиловать?», то почему не дают решать судьбу иных преступников? Откуда такая выборочность?
Дают мне отдохнуть? Законный отпуск? Никогда не поверю!
Или здесь собака зарыта намного глубже? К примеру: неведомые силы сами изначально решают, кто смерти достоин, а кто нет? Тогда получается, что некоторые преступники всё-таки полезны для нашей цивилизации? Что-то мне слабо в такое верится. Справедливость – либо она есть и обязательна для всех, либо её нет и о ней понимает каждый по-своему.
Тоже своего рода демагогия? Так я и не претендую на лицо последней инстанции, ещё сравнительно недавно был простым человеком и жил, как все. Кто меня и за что выбрал? Почему именно так? И почему больше таких, как я, нет в нашем обществе? Или они есть, а отголоски моих кошмарных снов – это некоторое соприкосновение моего разума с призывами, несущимися для иных Вампиров?
От засилья вопросов я на какое-то время умственно завис, стоя возле тела Моники. Но меня из ступора вывела случайная сирена «Скорой помощи», раздавшаяся на улице. После чего я вспомнил о срочности решения возникших вопросов и окончательно вернулся в действительность:
«Рассуждать можно и на досуге, сейчас следует поработать!»
Несмотря на красоту тел и невероятную их сексапильность, плотно привязывая их к стульям, я не испытал ни грамма какого-нибудь желания. Просто констатировал без всякого вожделения, что с такой вот парочкой я бы с огромным удовольствием покувыркался в постели. Не больше, чем констатация, без малейшего возбуждения.
Рассадил я их по разным комнатам, вставил кляпы, завязал глаза, наложил глушащие повязки на уши. Предвидел заранее, что некоторые показания придётся сверять, а потом ещё и перепроверять дополнительными вопросами. Уверенность также имелась, что времени для допросов у меня предостаточно. Если сестричек и начнут искать, то вряд ли в течение дня решатся на взлом данной квартиры. Тем более они позвонили своим нанимателям и те им дали команду покинуть город.
Это если Софи правильно поняла подслушанный разговор.
О форме допроса думал недолго. Имелось три варианта: вести его в ипостаси Вампира, оставить всё как есть или изменить голос на грубый, максимально брутальный. Само собой, что дополнительная угроза, в виде моего фирменного «укуса», гораздо быстрей развяжет язычки отравительниц. Но и сам факт, когда человек связан, ничего не видит, а порой ещё и слуха лишён, подталкивает к откровенным признаниям. Ну разве что голос сменить, дабы не возникло ассоциаций с Валентином Годвори.
Провёл нужные манипуляции, надавливая определённые точки на шее женщин и приводя их в полное сознание. И приступил, как говорится, помолясь.
Начал с Моники, негромко, но угрожающе наговаривая ей прямо в ухо:
– За совершённое преступление тебе грозит ад! – Пришлось одной рукой придерживать её затылок, настолько замычавшая преступница задёргалась в панике и страхе. – Поэтому отвечай на все мои вопросы быстро, не задумываясь. Только в этом случае у тебя остаётся небольшой шанс. Итак…
Начатое мною следствие длилось более пяти часов. Девочки знали очень много. Имеющаяся в памяти картотека с досье на иных кандидатов «в укушенные» пополнилась основательно. Но ещё большим изменениям, точнее – минимизации и уничтожению, подверглась моя вера в человечество. Уже вроде насмотрелся на тварей, знаю о жутких убийствах, столкнулся с невиданной жадностью, подлостью и лицемерием, а всё равно оказался поражён вскрывшимися неприглядными фактами. Верно всё-таки говорят умные люди: любая доброта имеет свои границы или пределы, а вот подлость и лицемерие – беспредельны.
Что Моника, что её старшая сестра оказались проститутками с пятилетним стажем. Начиналось ремесло с резко возросших потребностей в средствах, переходящих в желание резкого обогащения любыми средствами. А так как обе ничего иного, кроме как азартно заниматься сексом, не умели, то пошли по направлению, доступному жрицам любви.
Но просто подрабатывать, торгуя телом, им надоело в первые недели своего выхода на панель. Почти сразу же девицы не просто подались под прикрытие одного известного чернокожего сутенёра по прозвищу Ворон, а довольно откровенно с ним побеседовали, признавшись в готовности на любые преступления. Первые месяцы к ним просто присматривались, проверяли. Затем стали давать мелкие задания по слежению за клиентами, обыску их вещей и квартир, изъятию компромата или составления оного с помощью видеозаписей. Получаемые за примерную исполнительность премиальные резко возросли, да и готовность идти на всё созрела окончательно.
От сутенёра стали поступать особенные задания, в результате которых появились первые трупы. Совести к тому времени у девиц уже не осталось совсем, а цинизм стал зашкаливать за черту, после которой нет возврата к праведной жизни.
На кого работал сутенёр и от кого получал задания, сестёр не интересовало. Лишь бы платили исправно и не оставляли без работы. Но несколько случайных наблюдений и выловленных фраз помогли им всё-таки догадаться, кто именно стоит выше Ворона. Некий адвокат, имеющий свою крупную контору в соседнем городе. Узнать его имя сёстры и не пытались, зато визуально чётко помнили, где он обретается и как выглядит внешне. А вот на кого уже тот работал, узнать было невозможно. Да и малейшего желания у проституток не возникало. Понимали, что без особого приглашения в вышестоящие структуры лезть нельзя.
