Раздевшись и погрузившись в воду, он закрыл глаза и приказал себе расслабиться и успокоиться. Завтра… Завтра утром все решится. Завтра все будет принадлежать ему. И ни отец, ни братья уже не встанут на пути. Угрызения совести? Чего ради! Разве не его пытались оставить ни с чем? Лишить всего! И почему? Потому что, видите ли, родитель никак не мог смириться с тем, что он легко мог добиться того же, что и он, но потратив намного меньше сил и времени? Или не мог простить, заданного однажды в ответ на очередные нравоучения вопроса о том, как он заработал свои первые капиталы? «Я заработал достаточно, чтобы вам не пришлось так зарабатывать!» – сказал он. Чистоплюй! Лицемер, способный оставить собственного сына без дома и средств, лишь бы заставить его прийти с поклоном к братьям, просить их о помощи, стать таким, как они.
И кто в итоге оказался прав? Не открывая глаз, Ольтар улыбнулся. С улицы приглушенно доносился шум и музыка. Гости продолжали праздновать. Свиньи… Жадные, тупые, не видящие дальше собственного рыла. Жрут, наслаждаются жизнью, визжат, полагая, что это они всем управляют, всем распоряжаются. И не понимая, что давно уже сидят в узком загоне и чем сытнее еда – тем ближе день, когда придется выбирать: делать то, что тебе говорят, или отойти в сторону от кормушки, уступив место кому-то более сговорчивому.
Тот, кого ты смог купить лишь один раз, будет служить тебе вечно. Потому что станет бояться того, что об этом узнают остальные. Именно он будет своими руками убирать с твоего пути препятствия, выкладывая путь наверх. А потом, исчерпав свою полезность, сам ляжет под ноги. Потому что появится кто-то еще. Деньги и страх – вот лучшее топливо, которое нужно подбрасывать в костер преданности.
Ольтар открыл глаза, протянув руку, взял со стоящего рядом столика кувшинчик с прохладным вином. Глотнул прямо из горлышка и, поставив его на место, вновь предался мечтам.
Весной выборы в Государственный Совет. Занять в нем место будет не так уж и сложно. А там… Ройзель популярен среди крестьян и горожан, да и в армии тоже, слов нет. Но в Совете давно уже не все так гладко. Многим он, откровенно говоря, давно уже как кость поперек горла. К ближайшим выборам алворда раскол, может, и не созреет, но если как следует потрудиться к следующим… Неплохо было бы, конечно, чтобы и Решевельц к этому времени тоже освободил свой пожизненный пост. Можно заранее подсуетиться – и эйцвасом станет кто нужно. А там, в дальнейшем, можно и устранить это двоевластие совсем.
Ну, а толпа… да кому до нее вообще есть дело? Нанять десяток говорунов с правильно подвешенными языками, и они за год так постараются, что толпа и лопату на посту алворда одобрит.
От планов таких, и особенно от их реальности, захватывало дух. И ведь всего-то нужно было – немного задобрить помощника судьи, чтобы он аккуратно подслушал его беседу с родителем. А, может повезло? Не пойди отец именно к своему давнему другу, ставшему верховным судьей, не будь судья обязан вслух зачитать завещание после написания, успей отец передать ключ и кольцо братьям, будь они дома в момент его смерти… Слишком много везения получается. Нет, тут дело в другом. В том, что с самого начала прав был он, а не все они. А, значит, все будет в итоге именно так, как он задумал!
Еще раз улыбнувшись своим мыслям, Ольтар поднял руку и посмотрел на безымянный палец, на котором он носил кольцо, снятое с мертвого родителя.
ГЛАВА 41
Когда лязгнул засов калитки, нищий сжался в клубок и издал несколько бессвязных звуков. Потом он затих, лежа на мостовой, и прислушиваясь к тому, что происходит вокруг. В отдалении за поворотом начиналась центральная улица, на которой вовсю шла обычная вечерняя жизнь, но здесь, в переулке, господствовали мрак и тишина. Охранники ушли и их голоса затихли за забором.
Бок разрывала боль, даже вдохнуть как следует не получалось. Прижав к боку локоть, старик продолжал прислушиваться, стараясь успокоить дыхание. Приподняв голову, он огляделся по сторонам. Никого.
Тогда он, поморщившись, поднялся с земли и проковылял к ближайшим кустам и, еще раз осмотревшись, скрылся за ними.
Оказавшись на небольшой, закрытой со всех сторон площадке, он аккуратно вытянул из рукава свой крюк, вместо которого тут же появилась абсолютно здоровая и к тому же чистая рука. Далее, откинув капюшон хламиды, грязной рукой он взялся за измазанные нечистотами заскорузлые волосы, потянул их назад и они аккуратно отделились от головы. Под жутким париком обнаружился туго повязанный платок телесного цвета. Затем пальцы, которые давно уже перестали лихорадочно трястись, развязали тесемки ветоши, накинутой на тело и, спустя секунду, старое грязное одеяние лежало на земле. Вместе с искусственным горбом.
Быстро оглянувшись по сторонам, мнимый горбун вытащил из кустов большую сумку, аккуратно свернул парик и одежду и сунул их внутрь, а оттуда вытащил небольшую бутыль с водой и чистое полотенце. Смочив ткань водой, он провел ей по лицу, стирая грязь и присохшие струпья. Когда на лице не осталось следов грима, стало видно, что это очень молодой гельд с абсолютно нормальной, чуть бледной кожей. Тем же полотенцем, он протер также и грязную руку, придав ей чистый и здоровый вид. После чего бутыль и измазанное полотенце также отправились на дно сумки.
Пошуршав немного бумагой, неизвестный аккуратно вынул темные брюки, белую сорочку, темный же камзол, пару дорогих туфель, и быстро переоделся. Последним был снят платок, освободивший светлые волосы. Отправив его к остальным вещам, юноша достал из кармана небольшой медальон, открыл крышку, дождался, пока камень, который был под ней, тихонько замерцает, положил медальон в сумку и затянул завязки. Спустя несколько секунд раздался негромкий хлопок, под плотной тканью что-то неярко вспыхнуло, и сумка вместе со всем содержимым с тихим шипением без всякого огня превратилась в небольшую кучку серого пепла.
Неизвестный небрежно разбросал пепел подошвой, и, впервые за несколько часов разогнув спину, осторожно потянулся, чуть покривившись от боли в боку. Ночной свет поиграл волнами на дорогой ткани, когда, протянув руку, он добыл из кустов легкую трость. Затем он спокойно вышел на тротуар, в последний раз обернулся в сторону поместья и не спеша пошел прочь, негромко насвистывая.
ГЛАВА 42
Кольца на пальце не было.
Не в силах осознать увиденное, Ольтар опустил руку в воду, затем снова поднес кисть к глазам. Кольца не было.
Выскочив из бассейна с такой скоростью, словно вода внезапно вскипела, он упал на живот и принялся шарить по дну трясущимися руками. Безрезультатно. И вдруг его словно ударили сзади по голове: ключ! Где ключ?! Схватив свою грязную одежду, он вытянул пояс, судорожно засунул пальцы в потайной карман, где хранил ключ все это время… и, испустив вопль, от которого в зале зазвенели окна и все остальное, что могло звенеть, швырнул пояс в воду. Карман был пуст.
Да как же это… невозможно! Сжав голову руками Ольтар сел прямо на пол и страшным усилием воли постарался успокоиться и заставить себя вспомнить сегодняшний вечер. Начали собираться гости, потом понемногу разгорелось веселье. Тогда еще все было в порядке – какая-то молоденькая кукла, приехавшая с кем-то из Совета, тянула пальцы «колечко» посмотреть… Получила по рукам, дура. Потом… Что потом? Потом он пошел в беседку. Погрозил кулаком этому хлыщу. Кольцо было. Потом управляющий, и…
