Еще более интересным является понятие малого стада. Каждый бабуин не только точно знает, к какой малой группе внутри стада он принадлежит; поразительным образом в отношении этой группы поведение бабуина резко меняется. В нормальной ситуации по отношению не только к людям и животным, но и к другим бабуинам чрезвычайная рациональность поведения бабуинов не оставляет места тем поведенческим особенностям, которые основаны на самоограничении в стремлении к достижению своих целей, и могли бы быть сопоставлены с человеческими этическими принципами. Однако в отношении членов малого стада подобные самоограничения неожиданно появляются. Даже имея полную возможность, бабуин не укусит члена своего малого стада без особой для себя выгоды и не украдет у него ценный для бабуинов предмет, кроме тех случаев, когда он не может добыть этот предмет другим способом. Более того, бабуин будет рад огрызнуться в защиту члена своего малого стада, хотя в большинстве случаев не вступится за него при появлении фактической угрозы. Как отмечали наблюдатели, поведение бабуинов свидетельствует о высоком уровне осознания корреляции своих действий с социальной структурой, и в первую очередь с принадлежностью той или иной особи к своему бабуиноклану и малому стаду. Так, протянув лапу, для того чтобы украсть тот или иной предмет у другого бабуина из своего малого стада, бабуин может ее отдернуть – помогая себе в этом другой лапой, – а потом долго и одобрительно себя поглаживать или гордо бить в грудь. Впрочем, поссорившись с бабуином из своей группы или же обнаружив, что в его распоряжении находится слишком ценный предмет, бабуин, вероятно, исключает его из своего малого стада, поскольку в этой ситуации действует с удивительным спокойствием или даже с ликованием бьет себя в грудь, укусив соседа или завладев находившимся у того предметом. Таковы парадоксы социального чувства бабуинов.
Именно поэтому было бы ошибкой пытаться описать бабуиноклан и тем более малое стадо в качестве однородных сообществ, члены которых склонны помогать друг другу. Нельзя сказать, что подобная помощь никогда не оказывается, и все же в абсолютном большинстве случаев такие сообщества скорее становятся полем бесконечной конкуренции как в практическом, так и в символическом планах. Так, найдя банан или корень, бабуин первым делам поднесет его к морде членов того же бабуиноклана и малого стада – и только потом уже постарается показать его всему остальному стаду. Еще в большей степени на уровне бабуиноклана и малого стада проявляется то исключительное значение, которое бабуины склонны приписывать различным бесполезным для них вещам, случайно им доставшимся. Такими вещами могут оказаться и осколки битого стекла, и выброшенная оглобля от телеги. Для максимальной сохранности подобные осколки стекла бабуин может попытаться вплести в шерсть, а оглоблю будут переносить несколько бабуинов, не расставаясь с ней ни на минуту – даже на время сна. Коровьи колокольчики бабуин не только повесит на шею, но и станет незаметно подпрыгивать, для того чтобы довести до окружающих факт обладания ими. На самом деле количество подобных предметов, по непонятной случайности ставших объектом восхищения бабуинов, чрезвычайно велико; и, как кажется, при определенных обстоятельствах почти любой предмет может оказаться объектом их гордости и почитания. Более того, парадоксальным образом, часто случается так, что чем более бесполезен тот или иной предмет для определенного сообщества бабуинов, тем больший восторг и восхищение он может вызвать и тем большую зависть будут вызывать его обладатели.
Впрочем, какими бы ни были причины, по которым тот или иной предмет оказывается значимым для социума бабуинов, оказавшись объектом их желаний, такой предмет немедленно занимает совершенно удивительное место в структуре их социума. Их обладатели могут часами рассматривать подобные предметы даже в одиночестве – состоянии, которое в иных обстоятельствах бабуинов крайне пугает, – или же, наоборот, пытаться поднести их к мордам иных особей и даже людей. Самка бабуина постарается повесить на себя наиболее ценные из осколков, находящихся в ее распоряжении, при любом сборище своего бабуиноклана. В тех же случаях, когда обладателем подобного предмета оказывается бабуин мужского пола и символическая ценность этого объекта относительно высока, некоторые встреченные им самки будут пытаться продемонстрировать его обладателю свои половые органы. Подобное поведение даже вызывает некоторое удивление. Действительно, в иных обстоятельствах самки бабуинов склонны издавать всевозможные звуки, привлекающие к ним внимание, в основном при приближении наиболее крупных и агрессивных самцов. Однако при наличии подобных ценностно маркированных предметов внимание значительной части самок переключается и на таких их обладателей, которые в другой ситуации, вероятно, этих самок бы не заинтересовали. Наконец, способность бабуинов обоего пола приносить всевозможные жертвы ради подобных предметов совершенно удивительна. Кармелиты рассказывали о многочисленных случаях гибели бабуинов при попытках кражи всевозможной утвари в монастыре или у деревенских жителей. В тех же случаях, когда те или иные относительно редкие предметы бабуинам доставались, они становились объектом восторженного – часто почти религиозного – почитания. Так, по утверждению феллахов, выкраденное у них деревянное корыто стало объектом коллективного преклонения, после чего из деревни исчезли и все деревянные ковшики, очевидно истолкованные как «малые корыта». Спаренная же ячейка бабуинов во многом выстраивает свое существование вокруг всевозможных подобных предметов, которые ее членам удалось добыть тем или иным способом.
В свете всего сказанного выше нет ничего удивительного в том, что впечатление, произведенное бабуинами на средневекового человека, было столь сильным, что и в еврейской, и в христианской, и в исламской иконографии их изображения занимают чрезвычайно заметное место, опережая большинство других животных и «чудовищ». Однако отношение к ним тех людей, которые были вынуждены сталкиваться с бабуинами в повседневной жизни, было во многом противоположно восторженным рассказам путешественников. Оставаясь равнодушными к удивительной рациональности бабуинов, их сложному символическому языку, развитому социальному чувству и многоуровневой общественной организации, крестьяне, рыбаки и монахи Кармеля были склонны приписывать бабуинам всевозможные «пороки», такие как хитрость, корысть, жестокость, беспринципность – как кажется, забывая, что они имеют дело с животными, хотя и чрезвычайно поразительными во многих своих проявлениях. Разумеется, подобное очеловечивание животных является достаточно характерным для первобытного и традиционного мышления, однако – по всей вероятности – неприязнь к бабуинам объясняется и еще одной причиной. В значительно большей степени, чем люди, бабуины казались приспособленными для выживания, их стада были прекрасно организованы, а их члены не испытывали человеческих сомнений в своей правоте. Были ли бабуины действительно лучше приспособлены для выживания, является вопросом чрезвычайно сложным. В любом случае, вероятно, именно это подсознательно ощущаемое чувство зоологического превосходства бабуинов и объясняло ту неприязнь, которую относительно быстро начинали испытывать к ним люди, оказавшиеся рядом с бабуинами.
Разумеется, подобное происхождение человеческой неприязни к бабуинам не говорит в пользу людей. В то же время справедливости ради следует сказать, что у этой неприязни были и более конкретные причины. Бабуины воровали вещи, уничтожали посевы, приставали к крестьянкам и монахиням, портили строения, повозки и всевозможные предметы – особенно те, чье назначение они были неспособны понять и чьи размеры не позволяли их украсть. К тому же, как уже говорилось, время от времени люди пытались бабуинов приручить, становясь впоследствии объектами их мстительности. И хотя, на первый взгляд, в наивности и нелепости этих попыток можно было обвинить исключительно самих людей, их неприязнь к бабуинам это только увеличивало. Многие были склонны обвинять бабуинов даже в тех бедах, которые, несомненно, не имели к ним отношения. Поэтому на протяжении веков в деревнях Кармеля – так же, как и практически всюду в Палестине – закрепилась традиция ежегодного обряда изгнания бабуинов. Два итинерария утверждают, что этот обряд проводился семнадцатого марта, однако не вполне ясно, в какой степени эти сведения могут считаться достоверными. В день изгнания бабуинов, на закате солнца, крестьяне собирались у источников и рассказывали друг другу истории про хитрость, жестокость и зловредность бабуинов и про то, как разным героям старины удавалось либо изгнать их силой, либо их перехитрить и избавить от них людей. После чего местный раввин, глава самаритянской общины, священник, шейх или даже просто староста деревни торжественно произносил: «Да никогда не придут в наши деревни бабуины, источники всех бед и злосчастий». Услышав эти слова, деревенские юноши, наряженные в маски и костюмы бабуинов, со злобными воплями убегали в лес. Следует добавить, что в двух или трех галилейских церквях до сих пор сохранились изображения Девы Марии, изгоняющей бабуинов.
