«Что это ты здесь сидишь? – вдруг сказал голос откуда-то сверху. – Ну-ка вставай». Лена испуганно подняла глаза. Прямо над ней стоял странный, довольно молодой человек и неодобрительно на нее смотрел. «Хочу и сижу», – сказала она на иврите, но все же встала. «Да ты вся мокрая, – сказал он еще более неодобрительно, – да еще и зареванная. Что у тебя произошло?» «Хочу и реву, – ответила, переходя на русский. – Никто никому ничего не должен». Ее собеседник потер пальцами лоб. «Ты где живешь?» – спросил он. «Нигде», ответила она злобно и состроила рожу. «Ну и что теперь с тобой делать?» – снова спросил он. «Ничего, – сказала Лена. – Отвалил бы ты, как человек, пока не отхватил по ебалу». «Ладно, – ответил он, – пойдем тебя во что-нибудь переоденем». «Еще чего, – сказала она. – Я что, по-твоему, совсем дура так сниматься?» – но понуро пошла за ним. Прямо с лестницы они вошли в огромную гостиную с окном от пола до потолка, с какими-то картинками и длинными рядами книжных шкафов вдоль обеих стен. Лена вспомнила утренний разговор с Игорем и подумала, как много эти книги, наверное, собирают пыли. На столе и на диванах были разбросаны листочки с формулами и подсчетами и еще распечатанные на принтере страницы. «Ты что делаешь? – спросила она. – Ну в смысле по жизни». «Работаю в Технионе», – ответил ее неожиданный знакомый. «И что ты там делаешь?» – с настойчивостью повторила она. «Как видишь, считаю, – с улыбкой сказал он и показал на листки. – А как тебя зовут?» Она подумала, что и по-русски он говорит не как человек; потому что люди так не говорят, а говорят дикторы по русскому телевизору, когда рассказывают новости про своего президента.
Они зашли в одну из комнат, и этот математик стал вытаскивать из шкафа всякие свитера, рубашки и брюки и раз за разом спрашивал, подойдут ли они ей. В конце концов она взяла охапку бесформенных вещей и пошла в ванную переодеваться. «Тебя накормить?» – спросил он, когда она вышла из ванной, уже похожая на ходячую свалку старой одежды. «Не надо, – сказала она, – я только что из-за стола». Математик с удивлением посмотрел на нее. «Ладно, – сказал он, – тогда бери чай и садись к окну, а я постараюсь все это высушить». Он забрал ее вещи, исчез в каком-то дальнем закутке этой странной квартиры – длинной, как корабль, – а потом она услышала, как застучала сушильная машина. Подумав, Лена надела еще один свитер, покорно села в кресло, отхлебнула теплый чай и вдруг почувствовала, как вся эта огромная комната качнулась и стала медленно наполняться туманом. «Не спать, – приказала она себе, – ты и так нарываешься». Математик вернулся, налил чай и себе, принес свои листочки и сел в кресло напротив нее. «Ты только еще немножко посиди, пожалуйста, тихо, – сказал он, – потому что мне надо подумать». «У тебя много книг, – сказала она, заскучав. – Мне вот тут тоже папа одну дал, так я ее уже почти дочитала». «И про что она?» – спросил математик. «Там были такие большие гномы, – начала рассказывать Лена, – с огромными топорами, и они воевали с ведьмами и этими, как они, ведьмаками, а потом у них убили царя, и они пошли в поход и взяли с собой одну тетку». «А, – ответил математик. – А кто ее автор?» Этот вопрос Лену озадачил. «Я точно не помню, – честно сказал она. – Или Курубов. Или Чурубов. Или Чурубин. А ты ее тоже читал? Ты, наверное, всё читал, – добавила она, придирчиво оглядев шкафы, – вон у тебя сколько книг». «Не, – решительно ответил математик, – ее не читал».
Он даже как-то помрачнел. «Да ты так не расстраивайся, – сказала Лена участливо, – может, ты эту книгу и читал. А может, ее не надо читать. Вон Игорь говорит, что это книги для бедных». «Что это еще за Игорь?» – сказал математик, мрачнее еще больше. «Это Ольгин муж», – объяснила Лена. «Час от часу не легче, – ответил он как-то непонятно. – Так что же этот муж говорит?» Ей захотелось произвести на математика впечатление. «Игорь говорит, – объяснила она, – что, во-первых, надо читать книги, где сказано, как правильно считать деньги». Она подчеркнула слово «считать», оглядевшись на разбросанные листочки, потому что ей показалось, что так она лучше «сделает впечатление», и продолжила: «И я уже завтра начну эту книгу читать. А еще он сказал, что надо читать книги, которые учат думать, потому что иначе всю жизнь будешь как бедное быдло». «И что же он посоветовал?» – осторожно спросил математик. «Он обещал, что пришлет файл, – сказала Лена. – Там их двое пишут вместе. Они много пишут». «Но про что же эта книга?» – спросил он. «Это про то, что если бы Земля была почти плоская, а еще Америка бы захватила всю Европу, и про то, как бы тогда было, – она постаралась вспомнить дословно то, что говорил Игорь. – Это такая нетривиальная альтернативная концепция, – наконец выговорила она, – и она нужна, чтобы про нее думать». «Ох», – сказал математик. «Что с тобой?» – испуганно спросила Лена. «Меня сейчас, кажется, вырвет», – ответил он. «Это так часто, когда нюхаешь клей», – сказала она заботливо.
Они оба замолчали. И тут Лена вдруг вспомнила, что с математиком она познакомилась совсем недавно, и клей она нюхала еще без него, и поэтому тошнить его от клея не может. «Наверное, я ему просто надоела, – подумала она, – или он хочет меня трахнуть, но не знает, как перейти к делу, вот и говорит про клей». Тогда она сказала себе, что надо встать, и снова переодеться, и начать искать дорогу к дому. Но комната медленно раскачивалась, и сон наплывал на нее тяжелой, сбивающей с ног волной. Сквозь окно, в туманном ночном свете, был виден большой сад, окруженный стеной; и какое-то неизвестное ей дерево почти касалось ветками стекла. Ночь заглядывала в комнату, луна висела совсем низко, а где-то вдали под горой лежало море. Потом снова хлестнул дождь, его капли били по стеклу и скатывались вниз сплошным потоком. «Ладно, – подумала она, – пусть делает, что хочет. Наплевать. Лишь бы не выгонял сейчас домой. А потом дал поспать». И одиночество, и все то же удушающее чувство своей ненужности никому, даже самой себе, и безнадежной нелюбимости снова упало на нее и потянуло в какую-то невидимую глубину морского дна. «Хоть кому-нибудь пригожусь», – сказала она себе. Сон наплывал на нее все тяжелее, с необоримой устремленностью оползня. Но почему-то математик не стал к ней приставать. «Может быть, пидор», – подумала она со смесью удивления и нежности, но у нее не было сил над этим размышлять. «Это надо срочно заесть и запить, – сказал он почему-то и принес какой-то кекс и еще чаю. – Ты знаешь, – добавил он, – даже если за последние двадцать лет люди и разучились что бы то ни было понимать, ты не обязана быть такой». «А какой? – спросила Лена, на секунду выныривая из-под уже почти сомкнувшегося сна. – Я ведь правда хочу». «Не знаю», – ответил математик. Она нырнула в сон, как в глубокую воду, и, проплывая по мелководью сновидений, уже видела цветные кораллы и подводные камни, а потом все погрузилось в темноту.
Когда она проснулась, математик все еще сидел напротив нее и возился со своими бумажками. «Я долго спала? – спросила Лена, но он покачал головой. – Ты что, совсем не хочешь спать?» – спросила она снова, но этот странный человек ничего не ответил. За окном все еще стучал ливень, шумел ветер, взрывались дальние раскаты грома, и Лене казалось, что даже из теплого кресла она чувствует, как там холодно. «Ты грустный, – вдруг сказала она. – Расскажи мне что-нибудь». «Что именно?» – спросил он. «Расскажи мне какую-нибудь историю». Математик задумался. «Когда-то, – начал он, – в глубине горы Кармель жил дракон». «Драконов не существует, – прервала его она. – Расскажи мне правдивую историю». «Хорошо, – согласился математик, – много лет назад в Хайфе жили брат и сестра по имени Азиз и Азиза». «Они что, были арабами? – спросила Лена. – Почему у них арабские имена? Это неинтересно. У нас и сейчас соседи арабы». Он замолчал и потер руками виски, и Лена снова услышала, как за окном бьется ветер и шумит сад. «Около Центра Кармеля, в Саду матери, – сказал математик, – жил бездомный пес». «А какой он был породы?» – спросила Лена. «Я не знаю, – ответил он, но потом подумал и добавил: – Наверное, это был гольден, гольден-ретривер; да, конечно же, это точно был ретривер». «Я его знаю, – сказала Лена недовольно, – он и сейчас там живет. Я даже его иногда кормлю. Расскажи мне что-нибудь другое». Они снова замолчали. «Когда-то, – наконец сказал математик, – корабли делали из дерева, и они назывались галеонами; у них были большие паруса, и они приплывали в хайфскую гавань». Лена молча согласилась, а он продолжал рассказывать о море, об испанских галеонах и хайфских пиратах, о таинственном фрегате с сокровищами где-то на дне Хайфского залива, и постепенно она начала терять нить рассказа. Но это было уже неважно.
