– А ты знаешь, где он живет?
– У Муни есть адрес.
– Возьми меня с собой? – попросила Лука. – Только я работаю до трех… Но завтра выходной!
Алхимик что-то прикинул.
– Давай я за тобой заеду после работы? Если все так, как я предполагаю, то есть плохо, понадобятся мои зелья. Я как раз за ними съезжу и вернусь к трем. Идет?
Лука тронула его за плечо.
– Спасибо, Димыч! Ты такой хороший!
Тот вдруг поцеловал ее в щеку и, засмеявшись, потрепал по плечу.
– Жаль, ты не в моем вкусе, Лука! Из нас вышла бы отличная пара – я, такой хороший, и ты, такая хорошая! До встречи!
* * *
Димыч ездил на серебристом «Сузуки Гранд Витара». В теплом салоне Луке сразу же захотелось спать, однако провалиться в сон не давало нервное возбуждение и какой-то детский страх. Перед чем, она не могла понять. Так она боялась, когда была маленькая, темноты под кроватью, пыльного чердака на даче, заставленного старыми, крытыми чехлами предметами мебели, крика совы из леса…
Мотор машины гудел ровно и успокаивающе. Димыч поглядывал на Луку, неестественно бледную, расширившимися зрачками следящую за дорогой, молчал. Наконец не выдержал. Притормозил, достал с заднего сиденья щегольской кожаный рюкзак, бросил спутнице на колени:
– Достань термос… Там кофе.
Она послушно отвинтила крышку, разлила ароматный напиток по крышечкам-стаканчикам.
– Ты с семьей видишься? – спросил вдруг Димыч.
Лука чуть не выронила стаканчик.
– Муня говорила, у тебя проблемы с ними, ты ушла из дома. Это правда?
– Правда… – помолчав, ответила она. – Я с ними не вижусь…
– Скучаешь?
Девушка повернулась к нему.
– Дим, почему ты спрашиваешь?
Он замялся – видно было, что смутился. Характерным жестом поправил на переносице поттеровские очки.
– Видишь ли, мои предки живут в Европе, уже лет шесть как… И меня зовут переехать. Я окончил химико-технологический, пока учился, о переезде речи не было. А теперь не знаю, что делать. По ним ужасно скучаю! Они у меня хорошие… Но и уезжать не хочу. Вот и спросил, как ты… одна. Как справляешься?
Лука отпивала мелкими глотками кофе и думала о том, что благодарна парню за искренность и это смущение. Действительно, жаль, что она не в его вкусе! Покосилась на него. Он смотрел на дорогу. Губы сжаты, желваки напряжены. Ждет ответа. Действительно ждет!
– Я справляюсь! – твердо сказала Лука. – Как тебе объяснить… Я вдруг поняла, что могу делать все сама. Принимать решения. Покупать продукты. Планировать расходы. Нести за кого-то ответственность. Раньше это было мне не нужно. Я поняла, как это для меня важно – ни от кого не зависеть! Но… – она закрыла термос крышкой и убрала в рюкзак, – но ты прав, Дим. Я скучаю по ним… Вот только мы плохо расстались. И я не знаю, как теперь все исправить!
Собеседник вздохнул.
– Вот и я не знаю, как им сказать, что уезжать не хочу! Придумываю отговорки… А еще, знаешь, боюсь, что встречу какую-нибудь классную девчонку, а она со мной будет только для того, чтобы уехать туда!
Лука почесала в затылке. Девчонки, они разные бывают!
– А ты не говори! – оживилась она. – Вот до свадьбы и не говори?
– А потом? – поморщился Хотьков. – А если это будет ее заветная мечта – уехать? И она как узнает, начнет меня уговаривать?
Лука отобрала у него уже пустой стаканчик и бросила в рюкзак. Подумала.
– Знаешь, Димыч, если она действительно будет тебя любить, никогда не сделает того, чего ты не хочешь! И заставлять не станет!
– Думаешь? – просиял тот.
– Думаю, – кивнула Лука.
На сердце было тепло. Когда кто-то делится с тобой сокровенным, кто-то считает тебя достойным, чтобы поделиться, – это так здорово! Наверное, это и называется – друзья? Не те, с которыми пьешь пиво и блюешь потом под забором, обжимаешься в подъездах, треплешься ни о чем. Не те, что хвастают перед твоим носом каждой новой тряпкой или телефоном, каких ты себе позволить не можешь. А настоящие… настоящие друзья!
Свет фар выхватил ржавые ворота с надписью: «Садоводческое товарищество „Алешинские трясины“». Фонарей за ними почти не было. А там, где были, блестела тускло и жутковато вода в мелиорационных канавах.
– Где это мы? – почему-то шепотом спросила Лука.
Уверенность не вселял даже басовито звучащий мотор.
– Дачный поселок.
– А почему темно так?
– Да в конце ноября кому ж тут быть? Съехали все.
– Яр здесь живет? – догадалась, наконец, Лука.
Димыч кивнул.
– Но почему?
Он пожал плечами:
– Подробностей не знаю… Знаю только, что квартиру сдает, а живет на даче. Круглый год. Муня рассказывала…
Машина остановилась у калитки. Забор был не новым, но крепким. Лука вышла, зябко обнимая себя за плечи, с наслаждением вдохнула воздух, пахнущий влагой, палой листвой и немного дымом.
Димыч дернул калитку, чертыхнулся. Наступив на капот машины, налег на забор грудью, перемахнул на ту сторону. Спустя мгновение открыл створку.
– Заходи.
Лука шагнула вперед. Темнота стояла – хоть глаз выколи. Девушка сама не заметила, как перешла на периферическое зрение, и тут же будто попала в сад Спящей красавицы. Деревья медленно делились с землей серебряными отблесками древесных соков, желтая трава, покрытая изморозью, мерцала самоцветами, голубел лежащий кое-где снег, еще не успевший сваляться в плотный наст. От двухэтажного классического дома с двускатной крышей веяло надежностью, возрастом, счастьем когда-то полной семьи. Лука будто воочию увидела красивую белокурую женщину, стоящую на крыльце и зовущую кого-то с такой ласковой улыбкой, что у нее защемило сердце. Если доведется когда-нибудь встретить настоящую маму, она хотела бы, что та выглядела именно так. Ненакрашенная. Простоволосая. Полная любви. Светлая.
Внутри дома, сияющего ровно и уверенно, едва теплилась искра. Искра чьей-то жизни.
– Димыч! – воскликнула Лука, хватая его за руку. – Скорее!
И побежала по дорожке, вымощенной шестиугольными плитками.
Дверь оказалась не заперта. В полутьме коридора на полу дрожал затухающий отблеск огня из печи. Еще не войдя в комнату, Лука, не задумываясь, движением ладони пробудила в очаге язык пламени, заставив его голодно загудеть. Мимолетно удивилась легкости и силе, с которой это получилось, подбросила в печь пару поленец из сваленных рядом кучей и обернулась, холодея от страха, когда услышала сдавленное ругательство Димыча.
Алхимик стоял рядом со старой кроватью с продавленным пружинным матрасом и держал за край тонкое одеяло. Под ним виднелось человеческое тело, покрытое засохшими ранами. Правая рука была перевязана, но тряпки уже побурели. Тело пошевелилось и что-то невнятно промычало.
