– Лука, включи свет! – хрипло приказал Хотьков, одним движением сбрасывая с тумбочки на пол все, что там стояло, включая… знакомый Луке гламурный рюкзачок.
Она метнулась к стене, нашарила выключатель, щелкнула. Свет не включился.
– Пробки выбило! – констатировал алхимик. – Поищи, в коридоре должен быть щит!
Лука пошарила дрожащими руками по стенам в коридоре, плюнула и перешла на периферическое зрение. Щиток обнаружился сразу. Вдавила выбитую пробку в гнездо, позади вспыхнул свет. И сразу последовало новое затейливое ругательство Хотькова.
Войдя в комнату и остановившись у кровати, Лука прижала ладони ко рту. Не доводилось ей еще видеть человеческого тела, превращенного в кусок мяса. Битые морды, сломанные носы – доводилось. А вот всего остального…
Человек был весь покрыт коркой засохшей крови… Человек? Щекой на измазанной подушке лежал Ярослав Гаранин, и его профиль казался очень четким и страшно красивым. Или красиво страшным?
– Чего стоишь? – прикрикнул Димыч, доставая из своего рюкзака пластиковый бокс и ставя на тумбочку. – Нужна горячая вода, придумай что-нибудь!
Лука придумала. Уже и не переходила на обычное зрение, и сама того не замечала. Во дворе был колодец. В прихожей обнаружилось ведро. Огонь в камине радовался и прыгал.
– Найди какую-нибудь тряпку чистую и оботри его, когда вода согреется, – продолжал приказывать Хотьков.
В этот момент он намешивал в столовую ложку капли из нескольких пузырьков. Затем достал из рюкзака пачку шприцов, набрал получившийся раствор и всадил шприц Гаранину в предплечье. Не церемонясь, полез в его рюкзак, вытащил несколько флакончиков, рассмотрел. Сердито швырнул пустые на пол.
– Идиот! У тебя антидота было на кошку, а не эту тварь! Ты о чем думал вообще?
Гаранин пошевелился. Посмотрел на него одним глазом. Глаз смеялся.
– Э-ко-но-мил…
– Мля-а-а! – Димыч схватился за голову. – Да я бы тебе в долг дал! Трупный яд спустя четыре-шесть часов начинает действовать! Доехать-то ты доехал! А потом что?
– Лежал… – лаконично ответил Яр.
Лука тронула воду пальцем – теплая. Нашла на кухне миску и там же полотенце. Понюхала. Вроде чистое. Зачерпнула воды из ведра, присела на край кровати. Мужественно обмакнула тряпку в миску и принялась стирать с Гаранина кровавые подтеки. К ее удивлению, под ними не всегда обнаруживались раны. В некоторых местах были свежие шрамы, в других – белые полосы, оставшиеся от шрамов. И лишь кое-где глубокие царапины на коже казались воспаленными, из них сочилась зеленоватая жидкость.
– Ножницы! – голосом проводящего операцию хирурга сказал Димыч.
Лука, благодаря периферическому зрению уже неплохо ориентирующаяся в доме, принесла из кухни ножницы.
– Лежи тихо, – Хотьков наклонился к Гаранину, – понял? Я срежу бинты и обработаю рану. Там то, что я думаю?
Гаранин, отвернувшись, пробурчал в подушку:
– Горе… от… ума…
– Ты его протирай, протирай, – хмыкнул Димыч, – вот уже и на человека похож!
Лука и протирала. Спину… Бок… Ноги… Стащить бы с него боксеры, переодеть в чистое! Подумала – и зарделась, как красна девица. Да чего она там не видела-то, в боксерах?
Алхимик осторожно, но быстро резал присохшие бинты, одновременно поливая их странно серебрящейся жидкостью из пластиковой непрозрачной бутылки, извлеченной из своего рюкзака. И жидкость, и бинты дымились и шипели. Гаранин неожиданно дернулся и тоже зашипел.
– Держи его! – бросил Хотьков и вдруг заорал: – Сильнее!
Лука со всей силы навалилась на изогнувшееся дугой тело. Вздулись рельефные мышцы, – и почему она раньше не замечала, что Гаранин настоящий качок, как те парни, что разговаривали в «Черной кошке» о разных монстрах… Подумала и сразу вспомнила: «Я не Видящий, со мной так не получится!» – «А кто ты?» – «Смотритель кладбищ».
Из потрескавшихся губ Яра рвалось хриплое рычание. Такое не мог издавать человек…
Димыч всадил второй шприц – прямо ему в грудную клетку. И когда успел набрать?
Лука лежала на Гаранине грудью, потом вообще перебралась на кровать, залезла на него верхом, блокируя бедрами его ноги, пытаясь прижать собственным весом к матрасу. Весу-то было… Он мотал ее, как мустанг – ковбоя-неумеху. А затем вдруг застонал и обмяк. Затих. Лишь блестели бешено из-под полуприкрытых век по-кошачьи сузившиеся зрачки.
Хотьков вновь взялся за ножницы. Бинты наконец опали, явив чудовищно распухшее предплечье, в буграх и уплотнениях, белый излом кости в ране и три рваных полосы выше на странного зеленоватого цвета коже. Больше всего они походили на следы когтей. Когтей здоровой трехпалой лапы.
– Черт! – совершенно спокойно сказал алхимик. – Так это не гуль был… Альгуль… Моего НЗ тут не хватит! Плохо дело! Мышцы уже перерождаются…
– Что с ним? – пересохшими от ужаса губами спросила Лука. – Он умирает?
– Умрет в первое же полнолуние, – кивнул Димыч, отчаянно морща лоб, – но до этого станет весь таким, как предплечье, видишь? И кинется убивать! Дурак! Гаранин, я не думал, что ты такой дурак!
– Сумма… – вдруг четко сказал Яр. Он смотрел на алхимика этими самыми кошачьими зрачками совершенно серьезно. – Мне нужны деньги!
– Никакие деньги не стоят жизни! – поморщился Хотьков.
Гаранин едва уловимо усмехнулся.
– Ты даже не представляешь, как прав, Димыч! Но в нашем гребаном мире деньги – иногда то, что может подарить если не жизнь, то надежду на нее!
Лука разговора не слушала. Так и не могла отлипнуть глазами от разлома в ране, трех кровавых полос и кожи вокруг – зеленовато-мертвенной, бугристой. Умирает? Этот парень, которому она носом упиралась в футболку с изображением какого-то гада, рыдая о жизни, что не смогла спасти? Внутри будто разворачивалась горячая пружина, опаляющая огнем кожу, руки, пальцы. Нет, это неправильно – умирать вот так, превращаясь во что-то, явно отдающее мертвечиной, с этим ненормальным блеском в глазах и еще более ненормальным спокойствием. Нет, это неправильно – умирать сейчас, ведь каждому отмерен свой срок! И той девуле в ботильонах на каблуках был отмерен, да вот кто-то решился нарушить, а она не смогла остановить… Не смогла! Не смогла умерить злость на брата – и он пострадал! Может быть, останется калекой на всю жизнь! Не смогла спасти… Неужели и здесь не сможет!
– Лука? – предостерегающе воскликнул Димыч. – Лука, что ты творишь?!
Лука не обратила внимания. Накрыла ладонями рану, заставив Гаранина дернуться от боли. Сжала предплечье изо всей силы – откуда только они взялись против такого культуриста, силы эти – и ощутила внутри, под зеленой кожей, злую горячую ярость, слепую, глухую, голодную. Так вот ты какой, магический вирус! Не будет тебе места в человеке, от начала времен до скончания века, изыди, Силой нас всех заклинаю тебя, вон из тела! ПРОЧЬ!
