Однако Беловольская не обиделась. Вместо ответа принесла из комнаты толстый фотоальбом в бархатной серой обложке. Положила на стол. Сказала просто:
– Боюсь.
Раскрыла первую страницу. На пожелтевшей от времени фотографии были изображены молодая круглолицая крестьянка в длинном сером платье и переднике, с нитью крупных бус на шее и стоящий за ней дородный мужчина в косоворотке. Погладив изображение ладонью, Анфиса Павловна посмотрела на Луку:
– На самом деле такого вопроса не существует, иллюминация, потому что все боятся! Кто-то предпочитает об этом не думать, кто-то – умолчать, другие – бравировать, но боятся все. Вопрос в другом – как преодолеть страх и встретить финиш достойно.
– И как? – уточнила Лука, с недоумением разглядывая колоритную пару.
Беловольская села рядом, поправила очки на переносице, принялась медленно листать страницы. Групповое фото улыбающихся на фоне стога сена крестьян. Все такие белозубые, прямо завидки берут! Надо же, корова! С надетым на рог венком из клевера! А вот невысокий симпатичный парнишка держит за руку черноволосую красавицу, та смеется, запрокидывая голову…
– Подождите… – Лука удержала Анфису Павловну, – это вы, что ли?
– Я, – улыбнулась та. – Мне здесь восемнадцать… Дане двадцать два.
Лука затаила дыхание. Неужели расскажет? Но Анфиса Павловна продолжила листать страницы. На вопросительный взгляд собеседницы пожала плечами, коротко ответила:
– Не сложилось…
Помолчала, подвинула альбом к Луке.
– Здесь мои воспоминания, иллюминация. Да, они черно-белые. Да, на пожелтевшей бумаге или негативах. Есть более поздние, цветные, яркие, где я – красивая, дерзкая, талантливая, вокруг меня успешные мужчины, и жизнь кажется ластящейся кошкой. Но когда в моем сердце колоколом звучит вопрос: «А как ТАМ?», я смотрю именно эти, черно-белые… Я не скорблю о том, что это было, я радуюсь… Не знаю, поймешь ли ты меня?
Лука чуть было не ляпнула: «Я тоже не знаю!», но вовремя спохватилась и промолчала, поглаживая сидящего на коленях кота. Беловольская вздохнула и поднялась.
– Устала я что-то, да и поздно уже! Пойду лягу. Ты тоже не засиживайся, у тебя такой тяжелый день был – мама не горюй!
Домохозяйка ушла, оставив альбом на столе. Лука подлила себе еще чаю и принялась разглядывать фотки, подперев подбородок рукой. Наверняка большинства из этих людей давно нет на свете, они ушли куда-то туда, за горизонт… Но значит ли это, что там, за горизонтом, с ними можно встретиться?
* * *
Телефонный звонок прозвенел в семь утра.
– Мне нужно, чтобы ты приехала, – прозвучал в трубке голос Этьенны Вильевны, – Муня уже едет за тобой.
– Ку… куда? – не поняла Лука спросонья.
– В дом к Эмме. Мы с Борисом хотим кое-что проверить! – И Прядилова повесила трубку.
«С Борисом!..» Лука помнила, с каким выражением старший Гаранин смотрел на нее. Как на осужденную и приговоренную к смертной казни. Неужели он всерьез думает, что она виновата в смерти Висенте? Если кто и виноват, так он сам и его хваленая Служба безопасности!
Она с неохотой вылезла из кровати и перед тем, как пойти умываться, насыпала коту корма в миску. В другом случае путь до ванны становился травматичным, ибо противное животное, издавая мерзкие звуки, путалось в ногах, так и норовя уронить хозяйку.
– Куда? – удивилась Анфиса Павловна, увидев Луку, похожую на встрепанное привидение. – Отоспалась бы!
Та что-то промычала и ввалилась в ванную.
Звонок в дверь раздался спустя пятнадцать минут. Лука едва успела выпить кофе и съесть кусок сыра.
– Анфиса Павловна, прощание в пятницу, в «Черной кошке», – поздоровавшись, сообщила Муня, – мама просила вам передать.
– В клубе?! – изумилась Лука, но прикусила язык, натолкнувшись на предупреждающий взгляд подруги.
Будут только свои, поэтому нужно подальше от чужих глаз – могла бы и сама догадаться!
– Спасибо, девонька, – вздохнула Беловольская. – Приду обязательно.
В машине одуряюще пахло картошкой фри. Муня протянула Луке пакет из «Макдака».
– Держи, а то на тебя смотреть страшно. Скоро кожа да кости останутся!
– Спасительница, – пробормотала Лука, доставая гамбургер и вцепляясь в него зубами, – и даже кофе есть!
– Большой! – довольно кивнула подруга.
– Зачем я там понадобилась, не знаешь?
Муня покосилась на нее.
– Слышала, как мама ночью по телефону с Борисом Сергеевичем разговаривала. Они хотят что-то вроде следственного эксперимента провести.
– Этьенна Вильевна что же, так и не ложилась спать?
Муня молча мотнула головой.
Черные ворота были распахнуты и походили на разверстую пасть. Несмотря на зимний пасторальный пейзаж за ними, Луке стало не по себе. Впрочем, никто чужой на участок бы не проник – по обе стороны от дорожки дежурили охранники, мощные, с мрачными лицами, выражение которых не сулило ничего хорошего возможным нарушителям частной собственности.
Старшая Прядилова вышла на крыльцо. Ненакрашенная, с темными кругами под глазами, с волосами, собранными в простой хвост, одетая в черные джинсы и свитер, она казалась Муниной сестрой, а не матерью.
– Посиди в гостиной, – поцеловав дочь, сказала Этьенна, – Лука, пойдем со мной!
Лука знала, куда они направятся, и не хотела идти туда. На кухню. Казалось, тело Эммы Висенте, накрытое простыней, все еще лежит там…
Но на кухне было пусто, на столе дымился кофе в огромной чашке, больше напоминающей супницу.
Этьенна Вильевна глотнула кофе и повернулась к Луке.
– Я хочу просить тебя о помощи. И о молчании. Результаты вскрытия будут только завтра… Мы считаем, что они покажут инсульт или инфаркт, и больше ничего. Тот, кто сотворил это с Эммой, знал, что делал!
Лука с ужасом смотрела на Прядилову. Неужели та хочет сказать…
– Я уже говорила – были и другие покушения, – сухо пояснила Этьенна, – и только последнее оказалось удачным. Вот почему нам нужно точно знать о произошедшем здесь, а для этого я хочу заглянуть в твою память.
– Так можно? – удивилась Лука.
– Я могу, – просто ответила Этьенна. – Но мне придется показать Борису. Ты согласна?
Лука обдумывала услышанное. Не очень приятно узнать, что мама подруги может копаться в твоих воспоминаниях, словно патанатом в трупе, но еще неприятнее видеть, как твое сокровенное уплывает к кому-то еще! Перед глазами снова появилось напряженное лицо Эммы Висенте. О чем она хотела сообщить Луке, чего так… страшилась?
– Я согласна, – поморщилась Лука.
У нее было ощущение, что она совершает ошибку, однако стоять в стороне после узнанного девушка не могла. Ведь и сама почувствовала в ту минуту, когда Эмма начала падать, и после непоправимость, неправильность происходящего. Насильственная смерть – нарушение планов бытия, вот ведь какая вещь получается!
