Она отобрала у девочки кота – тот продолжал висеть сосиской и казался очень довольным – и следом за ними зашла в дом.
Бабайка тут же взял Алусю и Димыча в оборот: выдал тапки, потащил мыть руки и показывать комнаты. Из глубины то и дело раздавались восторженные взвизги девочки, узнающей старых знакомых – вещи и предметы интерьера.
Гаранин проводил их глазами и остался на крыльце. Лука запустила Вольдемара в дом, притворила за ним дверь и встала рядом с ведьмаком.
После вчерашнего снегопада земля прикрылась пуховым платом, а на деревьях повисли тяжелые комья. Воздух, как всегда за городом, был прозрачен и безумно вкусен. Его, холодный, свежий, хотелось не вдыхать, а кусать. Здесь царили покой и безмятежность, перелетали со старой яблони на другую синички… Но надолго ли этот покой, когда смерть по пятам идет за приехавшими сюда людьми?
– Лич нам здесь не страшен, – будто отвечая на безмолвный вопрос Луки, ответил Яр, – дом старый, место прикормленное, древнее – от духа защитит. От других не сможет…
– От других? – испугалась девушка. – От того ведьмака?
– Нежить бывает не только бестелесная, – поморщился Гаранин, но будто оборвал себя, не желая дальше рассуждать на эту тему, – пойдем в дом. Надо поесть и Алусю устроить. Там ей какие-то уколы делать.
После сытного обеда, приготовленного Михал Кондратьичем – и ведь знал, что приедут! – измученную насыщенным утром Алусю уложили спать, но перед этим Димыч сделал ей необходимые инъекции. В неярком освещении второго этажа, где для нее застелили кровать, ранее накрытую полиэтиленом, она выглядела почти здоровой, даже щеки порозовели. Лишь сильная худоба да платок-бандана на голове указывали на болезнь.
Вольдемар, успевший за время обеда не только слопать куриную грудку напополам с Алусей, но и облазить дом снизу доверху, улегся в ногах девочки, однако спать не стал. Прижмурив глаза, внимательно прислушивался к происходящему.
– Лука, – позвала Алуся, когда брат, уложив и поцеловав ее, ушел вниз, – посиди со мной, пока я не усну?
– Давай, – улыбнулась та, – заодно мне посуду не мыть!
Девочка прыснула, а потом посерьезнела.
– Все очень плохо? Яр никогда такого не делал – не крал меня из больницы! Его за это накажут?
– Все плохо, – честно призналась Лука, – но мы все с тобой, тебе не надо бояться.
– Я не боюсь, – покачала головой та, – я уже давно ничего не боюсь. Знаешь, если меня не станет, я бы хотела, чтобы это случилось здесь…
Лука сглотнула ком в горле. Смерть для тех, с кем она постоянно ходит рядом, не пугающая неизбежность – обыденность.
– Спи. – Она наклонилась, поцеловала девочку в макушку и вдруг вспомнила, как ее так же целовала мама… то есть Валентина Игоревна. – Спи и ничего не бойся! С таким братом я бы тоже ничего не боялась!
– А с таким парнем? – хитро улыбнулась Алуся.
Повернувшись на бок, прикрыла веки, легко вздохнула…
– А с парнем – тем более, – тихо сказала Лука и перевела взгляд на кота.
Вольдемар смотрел на нее, жмурясь. В мудром взгляде голубых глаз читалось однозначное одобрение.
* * *
Лука спустилась вниз. Димыч под руководством домового мыл посуду, и она невольно залюбовалась аккуратными движениями алхимика. Повезет с таким мужем девушке, что сумеет оценить его и полюбить всем сердцем!
Яр чем-то шумел в кладовке.
Только сейчас Лука осознала, как устала за прошедшую ночь. Сдержала невольный зевок, кинула взгляд на кровать Гаранина: она казалась самым желанным местом в мире.
«Прилягу на полчасика!»
Когда она проснулась, за окнами темнело. Димыч подбрасывал в печь полешки, сидя на корточках, а с крыльца доносился напряженный голос ведьмака, бросающего короткие фразы.
С сильно бьющимся сердцем Лука поспешила на улицу.
– Это не твое дело! – зло говорил Яр в новенький смартфон, купленный после той ночи, когда его старый приказал долго жить. – Не надо лезть в нашу с ней жизнь, для нее ты вообще никто! Я сказал – нет!
Он осторожно опустил телефон, словно боясь и его раскокать о перила крыльца. Мощные плечи под тканью футболки бугрились – так были напряжены.
Подойдя сзади, Лука обняла его и прижалась щекой к спине. Если бы она могла снять с него это напряжение, заставить позабыть прошлое и подарить душе мир, она бы это сделала! Вот только нельзя помочь человеку, который не хочет, чтобы ему помогали!
– Звонил… отец, – с трудом выговорил Гаранин, – требует вернуть Алусю в больницу…
– Он может ее забрать? – испугалась Лука.
Яр покачал головой:
– Не имеет права, однако может сообщить, где мы находимся…
– Думаешь, он сделает это?
– Не знаю. – Он за руку вытащил Луку вперед и теперь сам обнял сзади.
Приятно было стоять на морозе, спиной прижимаясь к его горячему крепкому телу.
– А он вообще знает, что происходит?
Гаранин вздохнул:
– Наверняка.
– Тогда он в курсе, в какой опасности ты находишься?
– В курсе.
– И ничего не делает?
Яр развернул ее к себе лицом.
– Я тебе отвечу один раз. И больше не надо вопросов на эту тему. Ему все равно, понимаешь? Он не человек, а кусок льда, без эмоций, без чувств. И всегда таким был! Идем в дом!
На пороге их встретил встревоженный Хотьков, вытирающий руки кухонным полотенцем.
– Что-то случилось?
– Ничего, но нам нельзя здесь оставаться!
Неожиданно Димыч улыбнулся:
– Никогда не думал, что окажусь в бегах! Жизнь казалась такой размеренной…
Где-то далеко залаяла собака. А затем лай сменился коротким воем и смолк.
Гаранин резко развернулся в ту сторону. Затем посмотрел на Луку по-звериному суженными зрачками.
– Разбуди Алусю. Димыч, ей нужно делать уколы?
– В девятнадцать ноль-ноль.
– Сделай сейчас. Кондратьич, собери нам припасов в дорогу!
Домовой появился прямо из воздуха. Глядя вдаль, схватился за обросшие кудрявой бородой щеки и покачал головой.
Из-за забора поднялся, будто всплыл с глубины, туман. Странный, седой и вязкий. Но через преграду перебраться не смел – клубился над ней, будто гневался.
– Сколько их? – спросил Гаранин домового.
Тот прищурился.
– Пятеро. Резво шагают, собаки! Видать, кто-то сильный их гонит!
Яр выругался, посмотрел на растерянного Димыча и испуганную Луку и вдруг рявкнул:
– Вы еще здесь? Быстро наверх!
