– Знаю, выключись.
– Знаишь и не делаишь, э-э. – Мышиное шуршание исчезло, сменяясь потрескиванием эфира.
– «Вышка», я – «Третий», к движению готов!
Сквозь треск рявкнул совсем близкий голос руководителя вождения полковника Иваницкого:
– Где бегаем, курсант?! Мне тут с вами до ночи сидеть?!
– Виноват… К движению готов.
В полковнике служебный долг уже одолел сварливого пожилого человека, которого с утра мучает остеохондроз и изжога, и потому в наушниках прозвучало почти спокойно:
– «Третий», я – «Вышка». Вперед!
Все, отцепились наконец-то. Рычаг переключения передач мягко щелкнул в вырезе кулисы. Теперь плавно отпускаем сцепление и добавляем газу. Танк вздрогнул, дернулся вперед. Двигатель заурчал, набирая обороты, и вдруг закашлялся, чихнул и заглох. Из-под шлемофона по виску сбежала струйка пота, и сейчас опять начнется. Пожалуйста, обезьяна на башне уже надрывается, визжит так, что ушам больно:
– Эй, билин, урод, – и что-то на своем языке, – машина зачем глушил, а?! Я все знаишь, я все знаишь! А сам тормоз не снималь, да?! Вилазий, билин, бегом бегать будишь, тебе машина ездить нельзя совсем!
– Да сейчас заведу, не ори, маймун, – тоже сорвался Серега, которого за утро совсем достали.
– Вай, кито маймун?! Ти, душара, сколько служиль, а?! Зачем дедушка маймун говориль?! Я…
– Да пошел ты! – Серега выдернул шнур шлемофона из тангенты и, сняв машину с передачи, рванул кнопку стартера. Двигатель как будто ждал, завелся с пол-оборота, взревел торжествующе, выбрасывая струю сизого дыма и пятная черными крапинками отработанного масла снег. Торопясь уехать, Серега включил сразу вторую и бросил педаль сцепления. Солдат-инструктор, уже отцепившийся от связи, схвативший досыльник пушки и стоявший на скользких наружных баках, от резкого рывка не удержал равновесия и кувырком полетел с машины, исчезнув в снежном вихре около гусениц танка.
Курсант, маявшийся на смотровой площадке наблюдателем, почти завизжал:
– Товарищ полковник, Попов инструктора задавил!
Ответа не было. Иваницкий мучительно боролся с камнем, который моментально возник в груди и теперь стремительно расширялся, преградив путь воздуху. Застыл с открытым ртом командир взвода капитан Малина, сжимая побелевшими костяшками пальцев спинку стула. Танк удалялся от вышки, взвихренный снег оседал, позволяя увидеть скорченное темное тело. Полковник наконец дотянулся трясущейся рукой до термоса с остывшим чаем и, проливая кирпичного цвета жидкость, сделал несколько мучительных глотков. Грудь слегка отпустило, он смог просипеть Малине:
– Санинструктора… живо… туда… танк… остановить!
Бледный как полотно Малина рванулся к выходу, но тело в колее, еще секунду назад казавшееся абсолютно безжизненным, вдруг вскочило на ноги и попыталось догнать уходящий танк, потрясая зажатым в руке досыльником. Попытка эта была заведомо обречена на провал, и, пробежав шагов десять, солдат остановился, продолжая размахивать руками и выкрикивать что-то уж совсем нецензурное.
– Живой! – радостно заорал снаружи наблюдатель, тоже зачем-то размахивая руками, как небольшая ветряная мельница.
– Идиоты, – просипел Иваницкий, кулем оседая на стуле, – я из-за вас до пенсии так и не доживу. Попову двойку за нарушение мер безопасности, понял, капитан? Пусть в отпуске здесь сидит. – Багровость постепенно сходила с лица полковника, открывая путь всему, что накопилось внутри за пару минут. – Куда этот безголовый клоун попер?! Остановить немедленно!
Уже порозовевший капитан Малина тщетно попытался вызвать таявший в ослепительной белизне танк.
– Брось, капитан, – окончательно пришел в себя Иваницкий, – за отключенный шлемофон я ему двойку еще и по связи выхлопочу. Бешеной собаке сто верст – не крюк, через десять минут примчится, тогда и получит свое. Построй-ка мне взвод, будем осуществлять воспитание через коллектив.
* * *
Яркая вспышка ослепила Серегу в тот момент, когда он уже в полной мере ощутил радость движения, разогнавшись по мягкой снежной трассе. Фиолетовое пламя полыхнуло в приборе наблюдения, заставив зажмуриться. Машина резко остановилась, и Серега полетел головой вперед.
По танку плыла звенящая тишина. Машина застыла почти вертикально, и Серега лежал на спине, как космонавт на старте, задрав ноги выше головы. Правая скула горела огнем; осторожно прикоснувшись к ней, Попов увидел на руке кровь.
– Что это было? – спросил он тишину. – Овраг?
Танк деликатно промолчал в ответ, лишь подмигивали сигнальные лампочки да журчала перетекающая по днищу в корму талая вода. В прибор наблюдения, теперь находившийся над головой, струился ярко-желтый свет, мало напоминающий о январской стуже. Кряхтя и ругаясь, в несколько приемов, Попов встал коленями на спинку сиденья. Края валенок упирались в подколенные сгибы, широкий ворот комбинезона зацепился за что-то, а ремень противогазной сумки вообще порвался, но Попов дотянулся до триплекса и посмотрел наружу.
Увидел он немного. Блеклое, словно выцветшее небо и кусок грязно-желтой скалы с чахлым деревом. С трудом отцепив воротник, Серега вторично и уже обстоятельно оглядел доступный сектор. Увы, перемены в пейзаже были минимальны – дерево все так же цеплялось за скалу, но на самой толстой из его веток теперь сидела черно-серая облезлая птица, похожая на ворону, сосредоточенно ковыряющая желтым клювом в остатках перьев. Попов потряс головой, скривился от боли в разбитой скуле, но картина меняться отказалась, разве что ворона закончила манипуляции с собственным телом и сорвалась куда-то вдаль.
– Что ж, – рассудительно сказал Сергей сам себе, – придется вылезать. А что делать?
Сказать оказалось легче, чем совершить, но Попов все же выкрутил и откинул тяжелую броневую крышку. Навстречу ворвался поток горячего воздуха, запорошив глаза пылью и заставив моментально вспотеть в ватном комбинезоне.
Протерев кое-как глаза, молодой человек выкарабкался из люка, уселся около торчащей в зенит пушки и огляделся. До самого горизонта расстилалась каменистая равнина, щедро присыпанная черным, желтым, синеватым, серым, красно-бурым и бог его знает каким еще щебнем и песком. Пейзаж разнообразили лишь выветренные скальные останцы из грязно-желтого песчаника. Кое-где к скалам лепились, словно специально изувеченные, лишенные листьев деревца. Ветер забавлялся раскручиванием небольших песчаных смерчей и пытался как можно быстрее засыпать танк, чужеродной громадой торчащий из широкой расселины.
Плотный снег, облепивший танковый корпус, на глазах превращался в грязные струйки воды, бесследно исчезающей в песке. Почти такие же струйки потекли по Серегиному лицу из-под мехового шлемофона: «Средняя Азия? Каракумы, что ли? Минуту назад я в Поволжье, а сейчас уже в Каракумах? Бред, не может так быть. Или? Секретный эксперимент? Р-раз! – и переместился на полторы тысячи километров, так? А почему вокруг никого?»
