Людмила поискала глазами фигуру Максима, никого не увидела, и ей захотелось плакать.
Правда медленно доходила до нее. Все, что она успела натворить в Кужниске, ни на шаг не приблизило ее к осуществлению плана спасения своей семьи. Миша в этом уравнении роли не играл, так же как Сергей, Иван или Оксана, а также булочки, кофе и водка.
Она видела, как ее бабушка сияет, наворачивая наваристый суп с мясом, салатом и черным хлебом, которого в Кужниске полным-полно.
«Найди-ка лучше бинтов и мази, — скажет Ирина, глядя на Ольгу и стоящую перед ней полную тарелку еды. — Мы перетянем дыру, которая у твоей бабушки образовалась в горле».
«Ты свою дыру перетяни! — рявкнет в ответ Ольга. — Старой женщине нужно есть! Не говоря уже о старой женщине в таком запущенном состоянии, до которого вы ее довели. Ты что, ничего не понимаешь? У старухи топка совсем другая, ей нужно гораздо больше еды, чтобы хоть чуть-чуть наесться. Тебе повезло, что я с твоей тарелки не подъедаю, хотя имею полное право в качестве награды за то, что дала жизнь всей вашей семье».
И начнется старый спор, ядовитые доводы, привычные и знакомые, как старые тряпки, что видишь изо дня в день.
«Если бы у тебя хоть один глаз видел, ты бы увидела, что этот мужичонка ни на что не годен!» — припечатала бы Ольга, говоря об отце Людмилы.
«Да, — плюнула бы в ответ Ирина, — именно это ты сказала мне в день свадьбы, разве не так? Эти самые слова, в этой же самой последовательности, вот так вот!»
«На свадьбе тебе было слишком поздно что-либо говорить, ведь ты тогда уже, как последняя дура, согласилась выйти за него! Что я могла поделать, кроме того, что приготовить платок побольше, чтобы утирать горькие слезы!»
«Ну, ты их утирала будь здоров, аж целое море водки с платка натекло!»
«А какое еще утешение могла найти старая женщина, видя, какая трагедия разыгрывается перед самыми ее глазами!»
И так далее, и тому подобное, без конца и без края, причитания и вопли. Иногда в семье Дерьевых использовали их друг против друга, в другие, более удачные дни, вся семья объединялась против внешнего врага, обычно против Любови Каганович на складе.
Но в ту ночь Людмила чувствовала только призрак семейного шума. Он играл перед ее глазами, осыпаясь снежными хлопьями на землю, и тут же исчезал.
Она знала, что это знак, зов.
Она поедет домой. И Миша уже будет там.
* * *
— Григория нет, — сказал Макс, выглядывая через кухонное окно.
На полу за его спиной лежал мертвый Григорий. На затылке зияла рана, нанесенная ломом. Теплый от крови лом находился в этот самый момент в руках Макса.
— Он должен быть там! — крикнул Карел Каганович со двора. — Куда бы ему деться?
— Он пошел к поезду, — сказал Макс. — Или думаешь, он решил оставить весь район голодать без хлеба?
— Не думаю, что он прям вот так взял и пошел к поезду.
— Тогда не надо спрашивать меня, где он может быть, — это твоя родня, а не моя. Я тебе говорю, что он пошел к поезду, и если ты не в состоянии это осознать, я тебе ничем помочь не могу.
— Что ты сделал с ним? — спросил Карел, рассеивая тьму во дворе лучом фонаря.
— Что за подозрения! Ты забыл, что у него было ружье. У него, а не у меня. Что я мог сделать против заряженного оружия?
Ольга и Ирина сидели в темном углу главной комнаты. Киска примостилась на корточках рядом с ними, играя подолами их платьев. Ольга жестами велела Максу избавиться от мальчишки Кагановича.
Макс беспомощно пожал плечами и снова прильнул к окну.
— Ты что, не слышал, что сегодня на поезд было совершено нападение? Весь хлеб рассыпался, Миша Букинов погиб. Григорий поскакал туда словно заяц, чтобы спасти то, что сможет. Он сказал, чтобы ты быстрее пидорил за ним следом и помог остановить утечку буханок.
— Какое нападение? — подозрительно спросил Карел. — Пусти меня внутрь, поговорим как люди. И почему ты мне это говоришь только теперь, это же самая важная информация!
— Если у тебя уши есть, то слушай, что я тебе скажу: нечего тебе здесь делать, моя семья спит, а ты вали к поезду, где тебя ждет родственник. Я не хочу оказаться виноватым в том, что ты не придешь ему на помощь или придешь слишком поздно и с ним или с хлебом что-нибудь случится. Я ему все скажу, как было, как ты тут стоял и лениво размышлял, утруждать ли себя топать ножками или нет.
Повисла тишина, Карел снова повел фонарем из стороны в сторону.
— Кто тебе сказал, что было нападение?
— Солдаты ибли, они ехали на фронт. Они сказали бежать быстрее, если не хотим на неделю остаться без хлеба, потому что гнезвары там все растащат.
Макс оглянулся в темноту комнаты и закатил глаза, глядя на старух, бросил косой взгляд на тело Григория, который лежал, скрючившись, в луже крови.
— И послушай меня, приятель! — снова крикнул он в окно. — Григорий эти новости тоже слышал. Он отреагировал быстро, видишь, какой молодец, да, в сообразительности ему не откажешь, как бы мне ни хотелось. Он сразу же все усек и отправился на разъезд. И ружье понес с собой, так прям с ним и побежал.
— А ты почему с ним не пошел?
— Ага, и не оставил дом, полный женщин и младенцев?
— Я не младенец! — крикнула Киска.
За ее воплем тут же последовало разъяренное шипение старух.
— Ага! — гаркнул Карел. — А ты говорил, что семья спит! Нельзя верить ни одному слову, что срывается с твоего поганого языка!
— Ага! — рявкнул в ответ Макс. — А ты думаешь, что семья, типа, может спать, когда мы орем под окнами, словно черти? Да тут даже мертвый проснется! Фамилия Каганович принесла в этот дом только хаос и панику, и мне следовало бы выйти и как следует вздуть тебя!
Макс, Ирина и Ольга затихли, ожидая, что последует после этого обмена любезностями. Макс мог бы потягаться с мальчишкой, потому что за спиной он держал наготове ружье Григория. Но убить последнего родственника врага означало развязать кровную месть. В таком случае битва продлится не одно поколение, она будет продолжаться до полного истребления обоих кланов. Макс боролся с желанием положить конец этой сцене, боролся изо всех сил и ждал, пока Карел прикинет и взвесит все «за» и «против».
А это был ох и долгий процесс.
Дерьевы всей душой желали, чтобы Карел сделал очевидное: отправился на разъезд. Конечно, потом он вернется, но до рассвета семья решит, что делать. Затем все трое попытаются спрятать жирные останки Григория, потому что один Макс с этим ни за что не справится.
— Ладно, — сказал Карел.
Семья замерла в ожидании.
— Я понял, что нужно возвращаться в деревню за инспектором и его машиной. В противном случае я до черта времени убью на дорогу, и, возможно, без толку.
