— «Цыганская полента с инжиром, с копчеными грибными шляпками, щавелем и беконом из дикого вепря», — прочитал он. — Господь мой всемогущий.
— Кормись сам! — рявкнул Блэр, вылетая за дверь.
— Нет, ты, блядь, послушай. Не позволяй этому ебаному повару в ящике облапошить тебя как лоха последнего. Ты же не думаешь, что он сам жрет это дерьмо собачье? Когда не в кадре, он весь, поди, в крошках от яиц по-шотландски, так и знай.
Зайка забросил за спину длинную прядь волос. Прядь пролетела и прилипла к краю ванны. Он снова надел очки. Опровергая общепринятое представление, созерцание жизни через темные очки не обостряло другие его чувства. Скорее, они тоже притуплялись. Ноздри затрепетали, выискивая новые запахи, скрывающиеся в пару ванной комнаты. Но он ничего не нашел. Вместо этого он унюхал солено-уксусную волну от лампочки под потолком, которая освещала мрачные события его жизни.
Один глаз посмотрел в сторону двери.
— И что, мы вот так вот всегда и будем?
— Ну, ты-то делай как знаешь.
— Нет, ты послушай. Пятерка за эту хуйню? Эти сукины дети совсем совесть потеряли. Думаю, лучше мне оттянуться за покупками.
— Ну извиняй, но мы не можем жить на одних мороженых полуфабрикатах. Так дело просто не пойдет.
— А если я засуну мясо дикого вепря в твою вонючую пасть?
— Я на это даже отвечать не стану.
— Я хочу сказать. У нас что, даже лепешки не осталось? Я ни хуя тебя не понимаю с тех пор, как мы здесь. То есть вообще ни хуя.
— Ну, это называется жизнью! — гаркнул Блэр. — Прикинь, да?
— Еще одна фигура постмодернизма. Как современно.
— Это никак не связано с постмодернизмом, просто осознанный выбор.
— Да, может, тогда пояснишь кое-что? Например, про грибные шляпки.
— Отъебись.
— Жалкий буржуа, запуганный меню в кофейне, слышь, Солнце, это ты. Северный человек-загадка до глубины своей ебаной души.
Ответа не было. В гостиной работал телевизор, хотя его никто не смотрел. И все же он старательно выдавал новости, одну за другой, попурри из декабрьских страшилок: вирус Аль-Масур, депрессия у новорожденных и, к раздражению возившегося в ванной Зайки, жуткие новомодные антитеррористические лозунги типа «Гражданин, будь бдителен» или старые фильмы Бориса Карлова. Зайка еще немного высунулся из ванны.
— Просто принеси чего-нибудь обычного и содовой, таблетки запить. Слышь, друг?
Ответа не было.
— Слышь, Блэр? У меня сегодня в груди больно, наверное, лучше таблеток выпить.
Ответа не было. Наверное, Блэр снова торчал в кухне, у зеркала рядом с ночником, рассматривая жуть, в которую превратилось его лицо. Затем раздался скрип офисного стула. Зайка швырнул сумку за дверь.
— Ну и пиздуй. И постарайся не засрать рабочий стол, мне кой-чего написать надо будет.
— Да пошел ты, я для работы бумаги ищу.
— Нет, дружок, продолжай, — стон Зайки перешел в писк. — Развлекайся, ты уже час как встал. Странно, что ты ненароком себя не обтрухал.
— Это, блядь, для работы!
— Они такие разные, не так ли? Эти противоборствующие подростки, да?
Блэр так резко вскочил со стула, что тот подпрыгнул вместе с ним. Он пнул ногой дверь ванной и резко воткнул палец в клубы пара.
— Я до тебя, блядь, через минуту доберусь.
Брови Зайки скакнули вверх.
— Как провинциально, — сказал он, протягивая руку за пилкой для ногтей «Стефенсон рокет». — Как низко.
— Я не шучу, Заяц. Все, приехали. Ты меня достал.
— И я не шучу — ты себя до комы доведешь, хотя мне на это и насрать. — Зайка облокотился на край готической ванны. — И с хуя ли это ты так завелся?
— Знаешь, это называется частной жизнью. Основное универсальное, мать его, человеческое право.
— Универсальное, да? — фыркнул Зайка. — Ну и пошел на хуй тогда.
— И не строй из себя по любому поводу жертвенного, блядь, ягненка.
— Отлично, пошел, я сказал.
Блэр резко выдохнул, прижавшись животом к краю ванны.
— Я в эту хуйню больше не играю, Зайка. Нам по тридцать три года. Это наш первый реальный выход в мир, и извини, если тебе кажется, что я собираюсь засыхать тут рядом с тобой. Видишь ли, я слышал, как тикают часы, и они, блядь, тикают по мне.
— Звонят.
— Не перебивай!
— Извини, на самом деле — звонит колокол. Колокол по тебе, извини, конечно. «Не спрашивай, по ком звонит…»
— Заткнись! — Блэр швырнул бутылку с моющим средством в воду, во все стороны полетели брызги. — Я не позволю тебе съебаться отсюда. Мы здесь. Это — жизнь. Я не знаю, что у тебя за заеб, но я в игре.
— Это не у меня, а у тебя заеб, дружище.
— Нет, Зайка, это у тебя заеб — что бы я ни делал, ты просто обсираешься от страха. Взгляни на себя. Да ты должен от счастья охуевать, что я собираюсь построить наше будущее, ты просто тащиться должен оттого, что мы наконец будем свободны.
— Не тупи, через месяц нам возвращаться. Ах, «Альбион», приют юности…
— Я не вернусь туда. Даже не думай.
— Мы просто под наблюдением четыре недели, Блэр. Не надо уж тупить до такой степени. Я даже сумку не распаковываю.
— Отлично, Зайка, очень умно. Ты собираешься сидеть здесь и притворяться, что разговора с куратором просто не было, да? Вот как собираешься косить, не замечая ничего вокруг. Слушай сюда: я никогда ни слова не забуду с той встречи.
Зайка начал сводить и разводить ноги, заставляя маленькие цунами накатывать на живот.
— Я просто сказал, что мы на четыре недели под наблюдением. В этом ничего особо двусмысленного нет.
— Трынди, что хочешь, нам велели идти в люди и общаться. Как ты думаешь, почему мне нашли работу? Ты правда считаешь, что они дали бы мне работу, если бы собирались через четыре недели упрятать обратно?
— Что, эта херь с активатором сандвичей? Активировать сандвичи — я не…
— Это аппликаторы сандвичей и изготавливаются за границей. Мы — главный офис и занимаемся только общей маркетинговой стратегией.
— Нет, ты послушай, ты же там только раз рожу засветил. Непыльная профессия, скажу я. И вообще, ты хоть какого-нибудь хуя об этом знаешь?
— Ну, дело не в этом. Дело в том, что это работа. Не еби мне мозги сложными вопросами, Зайка. После приватизации невыгодно держать всех под наблюдением, правительство на это просто не подпишется. Они отвинтили сливной клапан, хочешь ты этого или нет. И я, например, собираюсь через него просочиться.
— Это легкие вопросы, да? — мрачно хмыкнул Зайка. — Ты мне еще раз расскажи, что я ничего вокруг не замечаю.
