- Помогите, тону! - истошно закричал Гном.
Как назло, в этом месте все сами с трудом сохраняли равновесие, и в первые секунды на помощь Гному не успел прийти никто. Гном закричал громче: он начал еще глубже сползать в щель. Если бы не рюкзак, он бы провалился с головой.
Ван сумел прыгнуть на камни прямо перед Гномом, нагнулся, и крепко схватил его за уши. Одно хорошее усилие - и Гном вылетел из щели, мокрый и злой. С него текли потоки воды.
- Штаны и носки могу одолжить, - успокоил его Сергей.
Сашка трясся от смеха. Саламандра загадочно улыбалась.
За оставшееся до вечера время они едва успели выйти на плато. Начало смеркаться. До вершины было еще несколько часов ходу, а в темноте заблудиться было довольно легко.
- Пройдем сколько сможем, и заночуем наверху! - объявил Лунин. Саламандра кивком согласилась с ним, Ван согласно промолчал.
- А мы не замерзнем? - Гному уже было холодно.
- Не замерзнем. Еды у нас полно, костер разведем, у меня сухой спирт есть, - похвалился Горлум.
На выходе из каньона зимой и летом бьет родник, дающий начало небольшой речке. У родника друзья умылись, набрали ключевой воды. Немного выше нашлось отличное место для стоянки, но можно было пройти еще, и отряд поднялся почти до самой вершины. Солнце уже ушло за горизонт, и только багровое зарево заката освещало пятерых путников, проникших в самое сердце Крымских гор. До самого горизонта не было видно никакого жилья. Ветер свободно гулял по плато, сыпя мелкой снежной крупой. В одной из впадин, отгороженной от ветра каменной стеной, росли низкие кривые сосны.
- Предлагаю остановиться у этого соснячка, - и Саламандра сбросила на землю свой тяжелый рюкзак. Все молча последовали ее примеру. От разогретых спин валил пар, но холод мгновенно пробрался под тонкие спортивные костюмы. Только Сашке было все нипочем в толстом офицерском бушлате, который был ему велик на два размера.
- Гном, Сашка - за дровами, мы с Сергеем ставим палатку. Ван, помогай! - командовала Саламандра. Через двадцать минут вещи уже лежали в палатке, а все пятеро сидели на ковриках вокруг небольшого костра. У Саламандры и Сашки было огромное преимущество - они могли залезть в самый огонь, так как Соня одела на себя старую брезентовую штормовку, а Горлума был бушлат. Остальные берегли синтетические костюмы от жарких огненных искр. В быстро сгущающейся темноте окружающий мир казался загадочным и страшным.
- Когда-то давно, - начала Саламандра, - Крымские горы были значительно выше, и доходили до середины нынешнего Черного моря. Крым был продолжением Кавказа, а тот своими отрогами соединялся с Тибетом. Это была одна единая горная цепь. До сих пор эти три системы объединяет какой-то общий дух, может быть, наша генетическая память, или здесь особая энергетика, - продолжала Саламандра.
- Это не удивительно, поддержал ее Лунин, - достаточно на карту посмотреть.
- Но потом случилась страшная катастрофа, и Крымские горы раскололись, их вершины в одночасье опустились вниз, а в образовавшуюся долину хлынули воды Атлантики. Так образовалось Черное море.
- Когда это было? - заинтересовался Гном.
- Когда был всемирный потоп. Когда Атлантида погибла, - ответила в задумчивости Саламандра.
- Вы знаете, иногда мне снится один и тот же сон, - признался Лунин, - будто я иду по этим местам, перехожу горы, а горы становятся высокими-высокими, как на Кавказе, а за горами - не море, а долина. И я иду по этой долине, и прихожу к другому морю - узкому, совсем маленькому, и очень теплому.
- Глюк! - убежденно заявил Гном, - Я однажды так накурился в Саратове, что мне казалось, что я стал черепахой. Это уж мне потом рассказали, что я сломанной кухонной раковиной накрылся и так ползал.
- Холодно что-то. Пошли в палатку спать, - предложил зевающий Сашка.
Гном в эту ночь был на диво деятелен. Заявив, что он хочет жить, а не замерзать в этих снегах, он притащил в палатку большой камень и разжег на нем сухой спирт. Воздух быстро согрелся, но палатку заволокло удушливым дымом.
Более того, Гном установил на импровизированном очаге котелок с водой, заявив, что будет варить кофе. Все уже улеглись, только Гном мешал людям заснуть. Наконец, спустя всего час-полтора, вода закипела. Гном прихватил горячую ручку своей шапкой и начал осторожно поднимать. Старый котелок имел одну особенность - если в него наливали слишком много воды, один конец ручки вылетал из гнезда. Гном вскипятил полный котелок, и ручка опять расклепалась.
Когда он поднял котелок в воздух, раздалось громкое “Дзеньк!”
Котелок опрокинулся, кипяток вылился на раскаленный камень. Раздалось шипение, палатка мгновенно наполнилась горячим паром. Ничего не было видно. В густом тумане раздался крик Гнома - кипяток потек под его спальник. Все проснулись и стали спешно подворачивать свои вещи, ругая любителя кофе. Больше других пострадал спальник Вана. Он сначала промок, а потом покрылся толстой ледяной коркой. Туман быстро осел в виде инея на внутренних стенках палатки. Лунин выкинул наружу и котелок, и камень - очаг, все вновь упали спать. Гном ругался вполголоса. Саламандра стукнула его по голове. Гном замолчал, и полез в свой подмоченный спальник. Наконец, рассеялся и удушливый дым от сухого спирта. Сквозь тонкий тент светила яркая луна.
Ван свернул свой спальник и уселся на него в позе лотоса. Он смотрелся довольно забавно в пуховике и лыжной вязаной шапке.
Глава 33
Китайский мастер в клубе “Сычуань”. Синицин становится цигунбином.
С тех пор, как в клубе “Сучуань” появился китайский мастер, количество учеников увеличилось в три раза. В первые дни зал с трудом вмещал всех желающих тренироваться. Но постепенно энтузиазм новообращенных стал катастрофически падать. Китаец не летал по воздуху, не учил их “усилием мысли переворачивать горы”. Напротив, он уделял базовой подготовке даже больше времени, чем русские мастера. Утомленные изнурительными упражнениями, ученики начинали понемногу роптать.
- У меня ноги постоянно болят, я уже ходить не могу! - потихоньку жаловался товарищу один из неофитов.
- Он издевается над нами, хоть бы какой-нибудь медитации поучил! - вторил ему молодой паренек, “закрученный” на Карлосе Кастанеде.
- Или мантру какую дал! - поддержал третий.
В этот момент Ли как раз показывал одно из важнейших внутренних упражнений - чжуангун. Смысл его заключался в набирании энергии во время неподвижного стояния в достаточно сложной позе. Даже у самого Ли мышцы уже онемели, но он знал, что эффект проявляется только после очень длительного стояния в неподвижности.
С довольно неприятным чувством Ли наблюдал, что почти никто в зале не может правильно выполнять это важнейшее упражнение. Только Белкин с Синициным, да несколько старших учеников, похоже, понимали, что они делают.
Ли прекратил упражнение, когда увидел, что половина учеников уже потеряла “контроль”. Он сел на пол, скрестил ноги и, закрыв глаза, замолчал. Ученики мгновенно последовали его примеру. Ли сидел некоторое время неподвижно, потом начал медленно раскачиваться взад-вперед. Он почему-то вспомнил Сунь Цзиня, и из его груди сам собой вырвался такой же глубокий вздох:
