Глава 17
Будь у меня время, я бы вообразил ее комнату совсем иной, однако времени не было, и воображать я ничего не стал. Впрочем, отмечу, что в комнате у хозяйки я не увидел ни цветов, ни украшений, ни шелка, ни парфюмерии — ничего утонченного, что велит ставить и вешать в комнатах тонкая душа женщины. Ни томиков поэзии, ни предметов ухода за красотой, ни тщеславия, ни кружевных подушечек с вышивкой по мотивам ободряющих поговорок, тех, что велят крепить свой дух в час невзгод или спасают от монотонности серых будней бодрым словцом. Ничего подобного. Напротив, комната напоминала скорее некое убежище с низким потолком, без окон и, соответственно, дневного света. А так как лепилась комната к кухне и прачечной, то и пахло здесь жиром, водой и заплесневелыми мыльными хлопьями.
Заметив недоумение у меня на лице, хозяйка тут же смутилась и тихим голосом выразила мысль, дескать, комната не производит на меня благоприятного впечатления. Само собой я поспешил изо всех сил уверить ее, будто комната дарит ощущение полной надежности и уединенности, ибо настолько она замкнута. Поблагодарив за вежливость, хозяйка тем не менее заметила, что хвалить ее скромное обиталище вовсе не обязательно. Она и сама понимала: комната бедная. Однако терпеть лишения осталось недолго. Приток старателей в последнее время усилился, и дело идет в гору.
— Еще полгода, и я переберусь в комнату поприличнее.
М-да, есть к чему стремиться.
— Полгода — срок изрядный, — заметил я.
— Я и меньшего ждала куда дольше.
— Хотелось бы как-то ускорить ваше продвижение.
— Впервые слышу подобное от незнакомца.
Сказав так и проводив меня к сосновому столику, женщина водрузила на него зеркало. С привычной смесью любопытства и жалости я изучил собственное выпуклое и раздутое лицо. Хозяйка тем временем принесла ножницы. Погрев их лезвия между ладоней, я слегка наклонил зеркало и приметился к крохотному узелку на черном шве. Надрезал его и стал вытягивать нить из щеки. Было совсем не больно. Я лишь ощутил легкое жжение (как бывает, когда тянешь нить между сжатых ладоней). Похоже, со снятием швов я поторопился: выходившие нитки были покрыты кровью. По кусочкам, кидая обрывки на пол, я вынул их все. Пахли нитки просто ужасно, и я поспешил их сжечь.
Покончив с одним делом, я решил похвастаться хозяйке зубной щеткой. Стоило извлечь ее из кармана жилетки, как женщина пришла в восторг: оказалось, она и сама недавно взяла за привычку чистить зубы. Женщина быстренько сбегала за собственной щеткой, и мы приготовились почистить зубы вместе: встали над умывальным тазиком и с полными пены ртами улыбнулись друг другу. Потом возник неловкий момент: ни я, ни хозяйка не знали, о чем говорить дальше. Я присел на кровать, а она стала коситься на дверь, мол, пора и честь знать.
— Присядьте рядом, — сказал я. — Хочу поговорить с вами.
— Мне нужно работать.
— Я ваш клиент. Развлекайте меня, иначе напишу жалобное письмо в торговую палату.
— Ну, будь по-вашему, — ответила женщина. Улыбнулась и, подобрав юбки, присела рядом. — Так о чем же вы хотите поговорить?
— Да обо всем на свете. Как насчет того письма, что вызвало у вас улыбку? Кто заболел у вас в семье?
— Мой брат Пит. Мул лягнул его в грудь, но мама пишет, что он быстро поправляется. Еще говорит, что на груди у него хорошо виден отпечаток копыта.
— Вашему брату повезло. Нелепо было бы погибнуть от копыта мула.
— Смерть есть смерть.
— Ошибаетесь. Смерть бывает разная. — Я стал перечислять по пальцам: — Смерть быстрая и медленная. Ранняя и поздняя. Храбрая и трусливая.
— Как бы там ни было, брат мой еще не до конца оправился. Я напишу письмо с приглашением: пусть приезжает и поработает со мной.
— Вы с ним близки? — спросил я.
— Мы двойняшки. Всегда чувствуем друг друга. Порой мне стоит лишь подумать о Пите, и он словно появляется в комнате. В ночь, когда его лягнули, я пробудилась, и на груди у меня алела метка. Поди, чуднó звучит?
— Вы правы.
— Должно быть, я во сне сама себя ударила.
— Вот как…
— А тот мужчина, с которым вы делите комнату… Вы с ним правда братья?
— Да, он мне брат.
— Ну ни капли на вас не похож. По-моему, он не дурной человек. Просто ленится быть добрым.
— Ни я, ни он добрыми быть никак не можем. Но братец мой лентяй еще тот, вы не ошиблись. В детстве он изводил мать тем, что не мылся.
— А какая она, ваша матушка?
— Она была очень умная и всегда печальная.
— Когда же она умерла?
— Она вовсе не умерла.
— Вы же сказали: она была умная и печальная.
— Сказал. Если по правде, то она просто не желает нас видеть. Мы с братцем сильно огорчили ее, избрав свою стезю. Матушка велела возвращаться домой, лишь когда мы подыщем иной путь зарабатывать на жизнь.
— И чем же вы занимаетесь?
— Мы Эли и Чарли Систерс.
— Вот это да, — выдохнула женщина. — Подумать только…
— Мой батюшка мертв. Его убили вполне заслуженно.
— Мне все ясно, — сказала женщина, вставая.
Я схватил ее за руку.
— Как ваше имя? У вас, поди, есть жених? Есть или нет?
Женщина, бочком продвигаясь к двери, ответила, дескать, ей пора работать. Я же, встав и надвигаясь на нее, спросил: можно ли украсть поцелуй? На это женщина повторила, что ни минуты свободной нет, пора возвращаться к обязанностям. Мне не терпелось выведать, что она чувствует ко мне, если вообще что-то чувствует. На мой вопрос женщина ответила, что она еще не так хорошо меня знает, но ей нравятся мужчины стройные. Ну или хотя бы не столь грузные, как я. Говорила она это вовсе не со зла, однако замечание ранило. И когда хозяйка все-таки выскользнула из комнаты, я остался и долго смотрел в зеркало на себя, так неожиданно ворвавшегося в мир отношений между мужчиной и женщиной.
Глава 18
Весь день и весь вечер я старался не попадаться на глаза Чарли. После ужина вернулся в гостиницу и застал его спящим. На полу валялась пустая бутылочка из-под морфина. Утром мы позавтракали у себя в комнате. Точнее, завтракал Чарли. Я же решил поумерить аппетит, дабы скорее придать животу более или менее подобающий вид. Чарли выглядел вялым, но довольным, он желал помириться со мной. Ткнув в мою сторону столовым ножом, он сказал:
— А помнишь, как у тебя веснушки вылезли?
Мириться с братцем я не спешил и поэтому, покачав головой, задал встречный вопрос:
— Знаешь, из-за чего дуэль?
Чарли кивнул.
— Один из спорщиков адвокат. Он не боец. Имя его Уильямс. Он стреляется с одним наемным работником с ранчо. Слава у того дурная, а зовут его Стэмм. Говорят, он убьет Уильямса, не иначе.
