По ту сторону перевала дорога нас ждала куда приятнее. К закату мы пересекли снеговую границу и устроились на ночлег. Спали долго и снялись поздно, чтобы в умеренном темпе въехать на землю штата Калифорния. В сосновом лесу, где деревья росли густые и высокие, мы наткнулись на небольшой извилистый ручей. Вот оно. Перед собой мы видели причину, по которой разумные люди теряют голову и снимаются с насиженных мест, навсегда бросая дом и семью. Какое-то время мы с Чарли молча взирали на ручей, потом братец не выдержал и, спешившись, присел на бережку. Набрал пригоршню илистого песка и поковырял в ней пальцем.
В четверти мили к северу на том берегу я заприметил палатку. Из нее высунулась рожа, бородатая и чумазая. Я поднял руку в знак приветствия. Рожа исчезла.
— Ну вот, хоть одни живой старатель, — заметил я.
— Далеко же он забрался.
— Как знать. Навестим его, справимся, как дела идут?
Чарли высыпал песок обратно в воду.
— Пусто, братец. В этой реке ничего нет.
— Так, может, все же у него спросим?
— Времени жалко. Хочешь узнать, как дела у этого старателя, — езжай, спрашивай. А я пока до ветру сбегаю.
Мы въехали в глубь леса, и я повел Жбана вверх по течению. Остановился напротив палатки — но ручья не пересек — и позвал. Бородача и след простыл: у входа в его жилище осталась пара сапог, в ямке горел костер; тут же лежало седло, однако лошади нигде не было видно. Я позвал снова, потом еще раз — ответа не пришло. Неужели бородач босиком убежал в лес? Не пожелал делиться радостью от добычи несметных сокровищ? Впрочем, стоянка убогая, так что вряд ли он намыл хоть сколько-то золота. Этот человек жаден, но недостаточно храбр, не посмеет сунуться в осиное гнездо под названием Калифорния. Не добыв богатства, не добыв вообще ничего, он постепенно оголодает, сбрендит и помрет. Я как наяву увидел нагое тело, распростертое на земле и расклеванное дроздами. Как-нибудь его найдут…
— … одним холодным утром, — вслух закончил я мысль.
Позади меня кто-то вскинул винтовку (раздался характерный лязг).
— Что одним холодным утром? — спросили из-за спины.
Я поднял руки, и невидимый старатель расхохотался, довольный, что застал меня врасплох.
— Под рекой есть тоннель, — сказал он. — Что, не подумал о нем, да?
Он больно ткнул меня в бедро стволом винтовки, и я начал оборачиваться.
— На меня смотри, на меня, сволочь! Я тебе сейчас лицо прострелю! — прошипел он.
— Не стоит. Я не желаю вам зла.
Он снова ткнул в меня в ногу.
— Зато, может, я тебе желаю, а? Ты об этом не подумал?
Он рассмеялся высоким и тоскливым голосом. Должно быть, спятил или вот-вот спятит. Дьявол, а ведь Чарли был прав, что не пошел со мной на стоянку.
— Ты охотник, да? Пришел за рыжей медведихой?
— Не знаю ни о какой рыжей медведице.
— Она тут поблизости обитает, эта рыжая медведиха. Мейфилд назначил награду в сто долларов за ее шкуру. Вот охотники с ума и посходили. Я видал медведиху вчера утром милях в двух отсюда. Даже выстрелил в нее, но не попал, далеко было.
— Мне ваша медведица даром не нужна. И никакого Мейфилда я не знаю.
Бородатый снова ткнул меня в ногу.
— Разве вы не с ним приехали, сукин ты сын? Разве не он в песке ковырялся?
— Это мой брат Чарли. Мы вдвоем из Орегона, едем на юг. В этих краях впервые, никого не знаем.
— Мейфилд — местный заправила. Вечно шлет сюда людей, пока я в город за припасами езжу, и они тут роются. Точно не он с тобой приехал? Мне показалось, я узнал его тупую ухмылку.
— Это мой брат Чарли. Он отправился в лес по нужде. Мы едем на юг, будем сами ковыряться в речном песке.
Я услышал, как бородач обходит Жбана и возвращается на место.
— А где инструменты? — спросил он. — Голыми руками в песке копаться будете?
— Инструменты купим в Сакраменто.
— И сразу лишитесь кучи денег. Только дурак покупает инструменты в городе.
Я не ответил, и бородач вновь ткнул меня стволом в бедро.
— С тобой разговариваю! — напомнил он.
Я не ответил, и он опять ткнул меня.
— Хватит тыкать в меня стволом, — потребовал я.
Бородач ткнул.
— Не нравится, что ли?
Ткнул еще раз.
— Прекратите немедленно.
— Иди ты со своим «немедленно»! — ответил бородатый старатель, буравя мне винтовкой измученную ногу.
В этот момент где-то в лесу треснула ветка, и старатель обернулся посмотреть. Я же воспользовался моментом и выхватил винтовку у него из рук. Бородач метнулся к деревьям. Я прицелился ему в спину, спустил курок, и… винтовка не выстрелила. Она была не заряжена. Я потянулся за револьвером, и тут из-за дерева выступил Чарли. Он как ни в чем не бывало пальнул бородатому в голову, когда тот пробегал мимо. Пулей затылок снесло, как шляпу ветром.
Я спешился и, зверея от боли в ноге, похромал к извивающемуся в конвульсиях телу. Сквозь дыру в черепе был виден залитый пурпурной кровью мозг; в складках его пузырилась пена. Каблуком я наступил прямо в отверстие и раздавил, раскурочил то, что оставалось от черепа. Сделал из него кровавое месиво, в котором при всем желании не узнаешь голову человека. Месиво чавкнуло, когда я выдернул ногу и пошел куда глаза глядят, чтобы избавиться от гнева. Чарли окликнул меня, но следом не пошел. Он знал: сейчас меня лучше оставить в покое.
Пройдя с полмили, я присел под раскидистой сосной и с силой прижал колени к груди. Я до того сильно стиснул зубы, что испугался — не сломать бы челюсть — и взял в рот кожаный чехол от ножа.
Встав на колени, я спустил штаны и осмотрел ногу. На покрасневшей, горящей коже насчиталось с полдюжины круглых отметин. Я вновь пришел в ярость. Проклятый старатель! Вот бы он воскрес — убил бы заново, только медленно. Я уже поднялся на ноги, думал: вот сейчас пойду, изувечу труп бородатого, разряжу барабан ему в пузо… Нет, нет, погоди. Штаны все еще были спущены, и я, немного успокоившись, взял родное хозяйство в кулак, стиснул. В юности несдержанность доставляла немало хлопот, и матушка посоветовала: всякий раз, когда меня обуревает ярость, сжимать в кулаке причинное место. Как ни странно, способ работал.
Совладав наконец с чувствами, я пошел обратно к реке. Внутри ощущались пустота и холод, ни капли гнева. Не понимаю, зачем стращать людей и тыкать в них оружием? Зачем вести себя, как животное? В детстве батюшка частенько угрожал мне и Чарли, гнобил матушку. Не потому ли чужая грубость выводит меня из себя?
Я нашел тоннель, как назвал его бородач. Думал, это будет полноценный проход, с высоким потолком, деревянными опорами и фонарями на крюках. Ага, как же! Узкая дыра в земле, через которую можно лишь ползать, уж точно не ходить. Располагалась она под ручьем в самом узком месте потока и в длину имела всего несколько футов. Чарли помог спрятать труп старателя под землей, и я стал водить над «тоннелем» Жбана туда-сюда, туда-сюда, пока свод не обрушился.
