— Мы думали навестить Варма на его прииске, — сообщил я.
В этот момент руки женщины остановились, и хозяин, глядя на ее кулачки, резко выдохнул:
— В левом!
— В правом.
— Скажите хотя бы, когда вы видели Варма последний раз? — попросил я.
— Вы что, не слышали моего желания остаться наедине с собой?
Чарли раскрыл полы сюртука, показывая револьверы.
— Лучше расскажите нам все, что знаете. Живо.
Хозяин не то чтобы не испугался, он даже не удивился при виде оружия.
— Герман предупреждал, что вы за ним приедете. Я ему не верил.
— Так когда вы видели его последний раз? — повторил я вопрос.
— Варм приходил дня четыре или пять назад. Похвастался новой шляпой и сказал, что заберет меня с собой на реку следующим утром. Я, как дурак, сидел и ждал его в этом самом зале, а он не явился.
— Что за река, он так и не сказал? Не намекнул?
— Варм только твердил, что мы пойдем вверх вдоль его реки к источнику.
— Его река? Та, на которой у него прииск?
— Она самая.
— Что же вы не отправились вдогонку?
— Следовать за Вармом? Ну, догоню его, и что потом? Навязывать свою компанию? Нет, если бы Варм хотел взять меня с собой, он бы пришел. А так, он сделал выбор в пользу того, другого.
Чарли такое отношение к делу пришлось не по вкусу.
— А как же ваш уговор? — напомнил он. — Как же золото?
— Деньги меня не волнуют, — ответил хозяин. — Сам не знаю почему. Может, мне стоит уделять им больше внимания… Да нет, я-то искал приключений в компании близкого друга. Думал стать Варму преданным спутником.
Чарли скривился. Ему стало противно, и он отошел к бару выпить. Я же остался позади хозяина — смотрел, как он проигрывает женщине доллар за долларом.
— Тяжело найти друга, — заметил я.
— Тяжелей всего на свете, — согласился одноглазый. — Давай еще, — обратился он к женщине, но уже без азарта.
Я оставил их и вышел на улицу. Чарли, выпив бренди, дожидался меня на дороге. Вместе мы пошли в сторону отеля мимо платной конюшни, где оставили Жбана и Шустрика. Заметив нас, конюх позвал:
— Это ваша лошадь?
Он поманил меня.
Мы с Чарли договорились встретиться на этом же месте через полчаса, и братец пошел осмотреться.
Глава 41
Я вошел в конюшню. Конюх — сутулый, кривоногий, конопатый и лысый мужичок в комбинезоне — осматривал глаз Жбана. Я подошел, и он кивнул в знак приветствия.
— Милый у вас конь, хороший, — сказал мужичок.
— Что с глазом?
— Вот о нем-то я и хотел потолковать. Глаз придется удалить. — Махнув рукой в сторону, он произнес: — Вниз по улице через две лавки найдете коновала.
Я спросил, во сколько станет операция, и конюх ответил:
— Долларов двадцать пять. Можете сами у врача спросить, но цену он назовет примерно ту же.
— Сам конь не стоит этих денег. Так и глаз не должен стоить дороже пяти.
— За пять я могу и сам вырвать глаз.
— Вы? А опыт есть?
— При мне вырывали глаз корове.
— И где проведете операцию?
— Прямо тут, на полу. Напоим коня опиатом, боли он не почувствует.
— Сам-то глаз как вырвете?
— Ложкой.
— Ложкой?! — переспросил я.
— Да, столовой ложкой, — кивнул конюх. — Я ее сначала обеззаражу, не сумлевайтесь. Поддену глаз, выну его, а сухожилия перережу ножницами — точно так же поступили с коровой. Потом док залил глазницу спиртом. Ну и корова аж вскочила! Док сказал, что мало дал ей выпить опиата. Но вы не бойтесь. Вашему коню нальем от души.
Я погладил Жбана по морде и спросил:
— А может, лекарство есть? Жбану и без того досталось, теперь еще и глаз рвать…
— Одноглазый конь — ездоку обуза, — признал конюх. — Самое мудрое — продать его на мясо. У меня есть лошадки на продажу. Если желаете — покажу. Цены божеские.
— Лучше глаз вырвем. Ехать нам осталось не далеко, так что Жбан еще послужит.
Конюх сбегал за инструментами для операции и разложил их на пледе, расстеленном тут же, у ног Жбана. Потом принес большую глиняную чашу с водой и растворенной в ней настойкой опиума. Пока Жбан пил, конюх отвел меня в сторонку и — как бы по секрету — шепотом предупредил:
— Как только ноги у него подогнутся, толкаем вместе. Нужно, чтобы конь упал прямо на плед, ясно?
— Ясно.
И мы принялись ждать, когда подействует настойка. Долго ждать не пришлось. Я бы даже сказал, времени прошло так мало, что мы растерялись. Жбан уронил голову, его повело, и он, с трудом переставляя ноги, прямо-таки рухнул на нас. Прижал всем весом к перегородке денника. Конюх обезумел. Покраснев, как глина, и выпучив глаза, он разразился отборным матом. Перепуганный насмерть, конюх отталкивал коня, а мне вдруг сделалось смешно, и я захохотал над его потугами. Над тем, как он, утратив всяческое достоинство, извивается, как пойманная в липкую ловушку муха.
Обиженный, конюх разъярился: он тут, понимаешь, за жизнь борется, а я смеюсь! Испугавшись, что бедолага может задохнуться или пораниться, я со всей дури шлепнул Жбана по крупу. Конь вздрогнул и выпрямился.
— Толкай! Толкай, чего стоишь?! — тут же заорал конюх.
Подавив смех, я что было мочи навалился плечом. Жбана мотало из стороны в сторону. Он не мог устоять, но вместе с конюхом мы оттолкнули его прямиком на другую стенку денника. Затрещали, ломаясь под его весом, доски. И тут уже конюх спас меня: дернул за руку и оттащил в сторону, когда Жбан стал заваливаться обратно. Конь — теперь совсем без сознания — рухнул головой прямо на расстеленный плед.
Задыхаясь, исходя потом, конюх упер кулаки в бока и одарил меня взглядом, полным искреннего презрения.
— Разрешите поинтересоваться, сэр, какого черта вы пялились на меня и ржали?!
Глядя на него, такого донельзя расстроенного и обозленного, я только чудом не засмеялся вновь. Едва-едва сдерживая улыбку, я терпеливо произнес:
— Мне очень жаль, что так вышло. Просто ситуация показалась мне слегка забавной.
— Меня чуть конем насмерть не раздавило! Хорош аттракциён!
— Еще раз простите, что я смеялся над вами. — Дабы сменить тему разговора, я ткнул пальцем в сторону Жбана. — Зато как мы его метко уложили. Мордой да на плед.
Конюх покачал головой и, булькая слизью в горле, тихо прорычал:
— Какой, на хрен, метко? Больной глаз-то снизу. Как я теперь его вырву?
