– А вы?
– Я мог лишь выполнить приказ. Или не выполнить, если он подвергает августейшую особу опасности. Впрочем, мы не виделись – Фердинанд был ненадежен, а Перт любит не только Талиг и Багерлее, но и семью, к тому же начиналась судейская мистерия.
– Катари догадалась… – «Ты не представляешь, как Фердинанд любит Алву. Боюсь… Боюсь, ему обещали сделать что-то со мной…» Тихий, отчаянный, безнадежный голосок, и поступки тоже отчаянные. – Догадалась, что король боялся не за себя.
– Ее величество была догадлива.
Все. Разговор оборван, дальше молча меж сухих, нестрашных стен. Просто подземелье, просто дорога, просто память… Прости, Ворон, только ты врешь. Ты любил, хоть и пытался себе этого не позволить, потому и каменеешь или хватаешься за гитару, но сейчас у тебя ее нет. Даже без струн.
– Ваше величество, ему не на что жаловаться. Как видите, здесь есть даже гитара.
– Тем не менее. Алва, у вас есть жалобы или просьбы?
– Есть. Велите вашему спутнику повернуться анфас. – Долго красавцам в устроенном ими же Закате не продержаться. Одно из последствий, которых они не просчитали.
– Ваше величество, он бредит!
– Отнюдь нет, полковник. Ваш профиль коробит даже при таком освещении.
– Генерал, выйдите.
– Благодарю, так несколько лучше. – Соль на губах отвратительна, разве только тебя целует море, которое где-то бьется о скалы. Свежий ветер, зеленые брызги, белые птицы… Из моего окна моря не разглядеть, из моего окна… Окон здесь нет, только ошалевший от удач дурак, которого так легко убить на месте. Заодно с Фердинандом и, очень похоже, с Алвасете, но гранаты должны… будут цвести…
– …ексберг взят.
Как удобно он стоит. Рывок на себя, и готово – виском об угол рассохшегося гроба. Если не насмерть, пустить в ход цепь. Носатый Морен не оставил Первого маршала Талига без оружия…
– …вам говорю!
– Неужели? – поднять бровь, посмотреть бокал на свет. Соленая вода в алатском хрустале – этот на четверть Мекчеи такой забавник! Если о шутке узнает Черная Алати, многим станет весело, и для начала – забывшему Балинта Альберту. А море все-таки здесь и шумит в голове, будто в раковине. Или не море, а разросшиеся цикады? Нашли жару и темень, решили, что это южная ночь, выросли и поют, так что не разобрать ни чужих слов, ни собственных мыслей.
– …последний раз… ухожу…
– Я вас никоим образом не задерживаю.
– …учтите… предупреждение…
– Вы повторяетесь. Мало того что вы слишком много говорите, вы слишком часто приходите. Потерпите хотя бы неделю, это слегка придаст вам значительности.
Через неделю дурная пародия на Закат сменится оригиналом. Знать б еще, Она придет напоследок сыграть или для этого нужно умирать в Алвасете? Жаль, если так…
– Эпинэ, вы начинаете меня пугать! Вам часом не дурно?
– Нет!
– И все же выпейте.
Море в стакане… Это странно и невозможно, но оно там есть, со всеми чайками и солеными северными ветрами! Оно перекатывается через песчаные отмели, разгоняет цикад, выпивая жару, разрывая тьму серебристой неистовой полосой. Волны и ветер, и еще звезды и жизнь…
– Эпинэ!
– Лэйе Астрапэ!
– Что-что?
Валме. Рокэ с фонарем, разогнавшееся в диком галопе сердце…
– Похоже, я брежу.
– Я бы сказал, что вы стоите, – не согласился Марсель, – а мы идем. В гости.
– Ко мне.
– Да-да… Рокэ, это, наверное, глупо… Что мы забрали из тайника ценности, я вам говорил, только это не все. Альдо отдал ваш дом Дику, а он…
– Юноша не переживал на сей счет, а вам и подавно не стоит. Алаты считают домом место, в которое тянет вернуться, а мориски – куда нет хода чужим. У меня в Олларии дома не было в обоих смыслах, хотя почему бы не назвать так позицию, где тебя труднее всего застать врасплох?
– Тогда, – вклинился Марсель, – это бастион.
– Вроде того. Впрочем, для Хуана отцовская резиденция стала домом, да и я начал привыкать… А ведь прибери Колиньяры к рукам особняк Эпинэ, у меня был бы шанс заполучить в постояльцы вас.
– Вы что?! Я бы никогда…
– И зря. Лошадей и дома нельзя оставлять одних, особенно зимой. Рамон, по крайней мере, должен топить. Любопытно, топят ли сейчас в Багерлее? При Морене топили.
– Я помню! – Забудешь такое! Жара Ренквахи, жара Кагеты, жара Багерлее…
Жара, тьма, жажда, от которой, если и удается избавиться, то во сне. Тогда ты пьешь вино или воду, ледяную, поющую, неиссякаемую. И становится легче, даже когда приходится просыпаться.
– Господин Первый маршал… Монсеньор, вы спите?
– Не сказал бы. Перт, вы с поручением или рискуете?
– Я всегда проверяю наиболее важных… наиболее…
– Заключенных.
– Простите, Монсеньор. Я принес воду и буду приносить каждый вечер. К сожалению, я не могу выводить вас на прогулку. Установлены новые посты.
– Тогда вам лучше не задерживаться.
– Да, Монсеньор. Вода…
– Не надо.
– Но…
– Не надо. И еще больше не надо приходить.
– За мной не следят.
– Дело не в этом. Вы не жили в пустыне, а там нельзя привыкать к воде, к тому, что она обязательно будет. Скажите лучше, что вы думаете о молодом Придде. Вы должны были его навещать.
– Трудно сказать, Монсеньор… Он был вежлив и ни разу ничего не попросил. Дознаватели были им очень недовольны, а моим людям он скорее нравился. Валентин Придд, граф Васспард значился в списке узников, которых в случае получения особого приказа надлежит немедленно казнить, но приказ не был завизирован его величеством, и я не стал его исполнять. Теперь герцог Придд на стороне узурпатора, однако я бы назвал это не предательством, а местью.
– Возможно, это нечто третье. Ступайте, и не забудьте несколько раз на меня пожаловаться.
– Слушаюсь, Монсеньор. Я больше не приду, значит, вы не привыкнете к воде. Выпейте.
– Спасибо. Нет.
– Но почему?
– Потому что иначе вы будете возвращаться.
Скрип рассохшихся досок, глуховатый стук засовов, и снова с тобой жара и тьма. Неужели где-то есть холод и свет? Глупости, сейчас что-то вроде позднего вечера, Перт не рискнул бы явиться днем. Цикады в тишине поют громче, те, что в голове, не исключение; придется сидеть, прижавшись затылком к стене, так легче. Странно, что кровать не придвинули к дымоходу вплотную, хотя убивать они пока не собираются, им что-то очень нужно. Этот, в белом, говорил что именно, но цикады глушат и не такое. Чего же он хочет? Плохо, если ты не расслышал, и много хуже, если забыл. На руке что-то липкое и соленое. Кровь? Откуда? Да, кровь – ранка на запястье… Но до цепей с шипами Морен еще не додумался.
