– Дочь барона Вейзеля может говорить только так, – Бертольд щелкнул каблуками. – Вот вам веточка, сударыня. Она колется, зато ягодки красные.
Эти веточки Чарльз помнил с детства, они в самом деле кололись, но не вяли, а крестьяне привязывали к ним красные ягоды и засовывали за иконы.
– Шипы этой ветви защитят ее красоту от кота, – Мелхен взяла подарок и улыбнулась. – Вы громко кричали, но глаза ваши смеются, значит, беды нет?
– Беда есть, – хмыкнул все испортивший балбес, – ходячая. Чарльз, хватай шляпу и бегом.
Шляпу принесла неизбежная Селина. На черном фетре белела кошачья шерсть, только счищать было глупо и, видимо, некогда. Из дома выскочили молча, но на улице Чарльз высказал приятелю все.
– Если б я прервал объятия, – огрызнулся Бертольд, – я бы заметил и устыдился, но, судя по словам баронессы, я прервал очередной рассказ о подвигах Савиньяка. С другой стороны, я прервал подвиг, ибо слушать твои баллады – деяние героическое. Это надо уметь, сочетать тоску рапортов с тоской эпических поэм… Ты – гений, причем явно непонятый! Возможно, именно тебе удастся заменить околевшего наконец Барботту.
Глава 5
Бакрия. Хандава. Талиг. Акона
400 год К.С. 8-й день Осенних Волн
1
Марсель как мог тактично отпихнул Котика и поднялся во весь рост.
– Я буду подслушивать, – с достоинством сообщил он. – Ларак не Этери, так что ничего неприличного вы с ним не устроите.
– Пожалуй, – согласился Алва. – Тебе наверняка станет скучно.
– Не думаю. В последнее время у меня было слишком мало камерных зрелищ. Битвы и пиры впечатляют размахом, но подлинного всплеска чувств в них не испытать. Последнее, что меня тронуло, это глаза безнадежно ждавшей тебя Елены, но Ларак подает надежды. Поэтому я…
– Будешь подслушивать, – закончил Алва и погладил отпихнутого Котика, не замедлившего преклонить голову на регентские колени. – Было бы странно, поступи наследник Валмонов иначе, однако предупреждать о подобных намерениях не в семейных традициях.
– Мои обязанности накладывают определенные обязанности, – отрезал Марсель. – И не вздумай упрекать меня в том, что я повторяюсь.
– С тем же успехом можно упрекать Готти. Встанешь за портьерой или полезешь под стол?
– Фи, – Валме поморщился, – это банально!
– Повисни на подоконнике, – предложил Ворон. – С той стороны. Впрочем, тогда нам с Лараком придется орать.
– Встаньте возле окна. Возможно, я буду падать.
– Зрелище не из лучших, а поймать тебя все равно не выйдет.
Валме поморщился – толстенные стены и намертво вмурованная решетка позволяли спасти разве что воробья. Правда, для этого следовало стать кошкой.
– Удручающая архитектура, – буркнул виконт. – Рокэ, ты знаешь, кто была дама Ларака?
– Он же ясно сказал – «лучшая из женщин».
Дать соответствующую отповедь Валме не успел, потому что явился «подающий надежды». Граф успел почистить надорские сапоги и привести в порядок бороденку, он был старомоден, как плоеный воротник, и решителен, как Мэгнус.
– Герцог Алва, – когда Ларак не визжал, не хрипел и не рыдал, у него был вполне приятный голос, – я прошу вас о приватной беседе.
– Бесполезно, – Рокэ с изысканной безнадежностью махнул рукой. – Мой офицер для особых поручений подслушает нас в любом случае, но будет испытывать при этом определенное неудобство. Во всех смыслах этого слова.
– Речь идет о чести дамы!
– Сударь, – укорил Ворон, – вы непоследовательны. Согласно представлениям Людей Чести, я – законченный мерзавец, следовательно, все ваши предосторожности смешны.
– Репутация властителей Кэналлоа ужасна, – на лице Ларака заметно прибавилось скорби, – однако герцог Эпинэ, с которым я имел серьезный разговор, полагает вас достойным доверия.
– Если Иноходец прав, честь дамы в надежных руках, разве что рук этих на две больше, но так даже надежнее. Садитесь.
– Я буду говорить стоя.
– Как вам угодно.
– Прежде всего, господин регент, я должен извиниться за свое поведение во время… Я считаю своим долгом извиниться за…
– Ваши извинения приняты. – Алва погладил Котика, и тот, выражая общее мнение, зевнул, издав милый мурлыкающий звук. Ларак вздрогнул.
– Я вел себя недостойно дворянина, – неожиданно связно сказал он.
– Учитесь властвовать собой, – посоветовал Ворон. – Не всякий вас поймет, как понимаем мы с Готти и виконтом, но хватит об этом. Как вы нашли касеру ее высочества? В Варасте крепкие напитки настаивают на нескольких травах, но я уверен только в степной полыни. Горечь – вечный привкус на губах страсти.
– Простите…
– Пустое. Вас не затруднит перейти к делу?
– Я пришел к вам потому, – глаза Ларака затуманились, – что впервые встретил ее в вашем доме. Я не настолько наивен, чтобы… Вы знаете, что случилось с Надором, знаете из первых рук… Те подробности, о которых вы… Рассказать вам мог лишь… один человек. Умоляю, ответьте, где она сейчас?!
– Вы же говорили с Эпинэ.
– Он ничего не знает, все с чужих слов! Герцог уверен, что все погибли. До единого человека.
– И вы тоже? А по виду не скажешь. Вы причесаны и влюблены, следовательно – живы.
– Я? – заморгал Ларак, – я жив, но ничего не понимаю… Где я был? Как оказался в Кагете? Все рушилось, но я должен был найти кузину и девочек. Я надеялся, что она с ними, всего лишь надеялся… Кузина затворилась в церкви, но другие… Здания становились ловушками! Люди выбегали во дворы, многие потеряли голову, я не мог их не ободрять. Умирать, герцог, тоже нужно достойно, а кузина… Она всегда принадлежала лишь Создателю, только не все молились. Нет, не все!
– Судя по тому, что вы здесь, ваши действия оказались существенно богоугодней молитв. Я дурно знаю Эсператию, но с каким-то вашим святым случилось то же, что и с вами. Это было до Олларов, так что его высокопреосвященство должен знать подробности; спросите, пока есть время.
– Я вел себя не так, как подобает человеку Чести, но всё… Всё так смешалось! – Ларак забыл о своем решении и сел, вернее, плюхнулся в низкое кресло. – Я всегда был добрым эсператистом, но Создатель не мог допустить такого! Не мог! Крики, грохот, тьма… Эти бедные люди, они ничего не понимали. Отовсюду сыпались камни, рушились лестницы, стены покрывали трещины. Люди, собаки, лошади, все они метались и еще курица…
– Курица? – живо заинтересовался Валме. – В Надоре?
– Не знаю, откуда она взялась, но от страха несчастная взлетела. Как настоящая птица, а старый Хью закричал, что настал конец света. Потому что летит курица… и начал бросать в нее камни, и тут обрушилась стена. Прямо на Хью, а Боб, он был славным парнем! Добрым, спокойным… Он сошел с ума и напал с топором на тех, кто был ближе к воротам. Мне пришлось его убить… Мы думали, что за воротами – выход, а за ними были скалы! Черные, блестящие…
