Смотрит на часы. Придет ли он еще раз в дом Селины или этот разговор последний? Проэмперадор поверил и решил скрыть неприятное для всех. Он запомнит важное и забудет досадное, а вот ничтожная будет помнить. Не удар, не спутавшиеся с водяной травой волосы – черный лед взгляда и безнадежность, уносящую силы.
– Сударыня, что вы подумали, когда мы были в парке? – Она должна думать и отвечать, а слезы хотят литься, но Первородный Лионель их не увидит!
– В парке?
– В Альт-Вельдере. Вспоминайте, мы были в лабиринте, разговаривали и вдруг из-за тростника послышались шаги. Тогда меня удивило ваше лицо, теперь я понял. Вы решили, что графиня Борн вернулась и ищет вас?
…Сухой тихий шорох, золото мертвых стеблей, удивление и страх, которые нужно скрыть. Мэллит казалось, она сумела, ведь подобный Флоху смотрел не на нее.
– Господин Монсеньор, – девушка встала и расправила юбки. – Ничтожная все сказала и уходит.
– Да, – подтвердил он, – времени у меня больше нет. Я благодарен вам, баронесса, то, что вы сообщили, крайне важно. Осенние ночи холодны, но, может быть, вы не станете запирать окно? На третий вечер, считая сегодняшний.
– Нареч… а…
Прежде Мэллит не думала, как он высок! Когда первородный стоял, она была ему до подбородка. Нареченный Лионелем поклялся кровью, что не коснется ее первым, значит… Гоганни быстро положила руки на обтянутые сукном плечи и… взлетела. Монсеньор поднял ее, теперь глаза смотрели в глаза.
– Так удобнее, – сказал он, – не правда ли?
Поцелуй был короток, как удар стилетом, и долог, как боль.
– Я открою окно, – прошептала Мэллит, вновь ощущая под ногами пол. – Я буду ждать.
– Благодарю вас. – Лед растаял, в летнем омуте вновь дрожали жаркие звезды. – Мои дни, сударыня, мне не принадлежат, но треть ночей я могу отдать. Не больше, иначе я просто не выдержу.
Потянувшаяся к шнуру рука, совершающая последний прыжок золотистая стрелка, стук двери, шаги.
– Проводите баронессу. Фажетти уже здесь?
– Да, Монсеньор.
– Зовите. Пойдете через охотничий рынок. Баронессе нужно выбрать хороших зайцев, помогите ей, а потом купите корзину лучших иммортелей. По возможности, золотистых.
4
Арно никогда бы не догадался перекусить перед ужином, но Валентин предложил именно это и оказался прав. Слушать Костантини и жевать смог бы Ли и наверняка Райнштайнер, но для других это было слишком, даже для «спрута», молчащего над остывающими колбасками. Не ел и гость, только пил и вспоминал, как ни странно, довольно толково. Переспрашивать, по крайней мере, не хотелось, хотелось ругаться последними словами.
– Сегодня, теньент, – разрешил между двумя бокалами Придд, – можете не сдерживаться. Мы разделяем ваши чувства, к тому же, когда вы не подбираете выражений, у вас получается более образно. Итак, все началось совершенно обыденно?
Костантини подтвердил, что беды, по крайней мере такой, ничто не предвещало. Ойленфуртцы стояли заставами вместе с ополчением, собирались зимовать, и тут пришел приказ присоединиться к генералу Залю. Удивились, обрадовались – возвращаемся на родной север – и пошли. На берегу Данара соединились с переправившейся армией, и там Костантини встретил дальнего и знатного родича. Виконт Укбо второй год состоял при генерале от кавалерии Фариани. Разговорились. Виконт, временами кривясь, рассказал про спешку, про форсированный марш к Данару, и заодно объяснил, что за красавец в непонятном мундире разгуливает по лагерю. Оказалось, фельпский союзник. Там у них воевать больше не с кем, так этот Фраки явился «на помощь» Талигу. Зачем командующему эдакая цаца, офицеры не понимали. Фариани гость тоже не нравился, но генерал не вмешивался, полагая, что Савиньяк, на соединение с которым идут кадельцы, фельпскую обезьяну из армии вышвырнет, и хорошо бы вместе с Залем.
Молодые люди посмеялись и разошлись, а дальше начались странности: армия все больше забирала на запад, а скорость маршей упала вдвое. Дня три-четыре волочились, что твои улитки, а Укбо при новой встрече поделился – драгун целыми эскадронами отправляют в поиск, «будто ждем встречи с врагом или вообще по чужой земле идем». С грехом пополам доползли до Эрсторена, встали лагерем, и Заль собрал какой-то совет. Мушкетерский теньент туда, естественно, не попал, а вот Дарави с адъютантом поехали…
Советы у Заля обычно заканчивались возлияниями, так что назад полковника ждали к вечеру, но через пару часов примчался с вытаращенными глазами виконт – «твоего командира убили прямо на совете!». Сам Укбо при этом не присутствовал – генералы совещались, свита толкалась в приемной. Все шло как всегда, и вдруг за дверью начался шум, крики, потом – выстрел, и тут же в приемную выскочили двое, арестовали адъютанта Дарави и увели. Никто ничего не понимал, пока из дверей не вывалился Фариани, у которого схватило желудок. Привычный к подобным приступам оруженосец поволок генерала в известное место, где болящий исцелился и шепотом объяснил – только что командующий лично застрелил полковника Дарави, усомнившегося в смысле отдаваемых приказов, а по сути – обвинившего Заля и его приятелей в измене.
Оруженосец малость оторопел, а Фариани велел тайно, через родственника, предупредить ойленфуртцев и отправить кого-то к Савиньяку. На этом инструкции и кончились, потому что за генералом пришли. На арест это не походило, скорей на замаскированную под заботу проверку, но разговор оборвался. Укбо проводил господина до двери и, даже не пытаясь забрать на конюшне горячо любимую лошадь, отправился в соседний трактир якобы перекусить. Быстренько и втридорога сторговал у хозяина какую-то клячу и погнал к родичу; тот отыскался сразу, виконт все передал и собирался возвращаться, а Костантини – бежать к старшим офицерам, предупредить, может, полк поднимать… Они опоздали – прибыл чужой полковник с целым эскадроном кавалерии, велел строиться. И тут виконт Укбо сказал, что надо удирать. Обоим. Костантини подчинился, в таком положении всегда подчиняются тому, кто решает. Коня мушкетер из общей конюшни увести не мог, пришлось раздобыть…
– Точнее, – признался новый товарищ, – у «соседей» увели.
– Разумное решение, – одобрил Валентин, берясь, наконец, за колбаску. – Прошу вас, дальше.
Дальше – поскакали на север, к Аконе. Костантини по матери почти местный, дорогу знал, а вот погони, дураки, не ждали, думали – уехали, и ладно. Ну, сочтут дезертирами, а дезертиров Заль не ловит. Эх, наивные… На второй день их догнали. Коней беглецы не меняли, те уже несвежие были, попробовали лесом уйти, чуть в болото не влетели, потеряли время. Преследователи начали стрелять, виконт получил пулю в спину, но в седле держался, хоть и кричал спутнику, чтобы тот его бросил и гнал к Савиньяку. Костантини приказ сперва не выполнил, а потом стало поздно – их взяли в клещи, и тут подоспели «фульгаты». Преследователи – за сабли, дальше теньент не смотрел, не до того было. Укбо держался, пока они были одни, а как пришла помощь, сразу свалился. Прожил еще часа полтора. То гнал всех в Акону, то тревожился о своем генерале и брошенной лошади.
