– Рафиано без экивоков не могут.
– И все же запейте. Не шадди, так тинтой.
– Пожалуй, – Ноймаринен поднялся и потер поясницу. – Арлетта, возможно, вы думаете, что я не люблю Лионеля?
– Не любите, – задумчиво изрекла чудовищная мать кошмарного сына, – однако цените. Я на вас не в обиде – с Ли удобно разве что «фульгатам», бергерам и лошадям. Ну и Рокэ, само собой.
– А вам?
Повернулся и пошел – не за тинтой, к окну. Можно ставить девицу Арамона против девицы Маран, что герцога обработала герцогиня. Дочь Алисы успела-таки убедить мужа, что союз с Савиньяками нужно срочно скреплять браслетами.
– Детей не выбирают. – Пусть думает, что хочет, но исповедей не будет. Их не было даже с Левием, а память кардинала, такого кардинала, надо чтить. И почему бы не сдержанностью?
– Да, сыновей не выбирают, их растят. Как и дочерей… Вам бы хотелось иметь дочь?
– Очень, но родился Арно.
– Если у вас три сына, – обрадовал от окна отец Фриды, – у вас рано или поздно будут три или дочери, или беды. Так говорила моя мать.
– Франческа Скварца станет бедой лишь для тех, кто тронет Эмиля.
– С женитьбой Эмиль брата пока обгоняет, – натужно пошутил Рудольф. Он обещал не финтить, но некоторые разговоры начинать трудно. – И все же у Лионеля остается шанс стать первым и в этом.
– Зачем? – для разнообразия Арлетта раскрыла глаза пошире. – Мальчишки друг с другом не считаются. Эмиль лучше стреляет, Ли – фехтует, а верхом они были на равных, пока старший не встретился с Грато. Всадник находит свою лошадь и становится ветром.
– Я слышал это от Алваро, – регент рывком обернулся. – Арлетта, когда ваш сын убедил меня сказаться больным, я задумался о том, что когда-нибудь это станет правдой. Помнить о собственной старости неприятно, однако приходится. Диомид оставил малолетнего короля на Алваро, Сильвестра и, не буду скромничать, на нас с Георгией. Теперь у Талига только мы и молодняк. Возможно, вы обидитесь за Бертрама и своего брата, поверьте, я далек от того, чтобы их недооценивать…
– Обижусь? – удивилась готовая к бою змея. – С чего бы? Гектор на свою гору кресло уже втащил. Выше он не полезет даже на запах шадди, а от Бертрама вы в самом деле далеки. Ему можно доверить все, кроме хорошего сыра.
– Когда в четырех графствах зрел бунт, Валмон хворал. Разгуляться Сабве вблизи от своих земель он не давал, а другим предоставил либо вешаться, либо вешать. На выбор. Это не украшает, но я не собираюсь обсуждать вашего друга.
– Вы его уже обсуждаете, но я не против. Вспоминая Бертрама, я вспоминаю и его советы, некоторые из них могут пригодиться. – О да! Когда Колиньяры привезли в Сэ дочь, лучший друг заметил, что при необходимости не только женятся, но и вдовеют, однако Идалия жива и вовсю вышивает носовые платки. Правда, графиня Валмон всего лишь рвется укутывать мужа пледами, за такое травят только подлецы.
– Дело не в вашей дружбе, – поторопился объяснить Рудольф, – а в том, что Валмона, верней Валмонов, волнуют исключительно собственные дела и земли. Ну и то, что с ними граничит, я себе подобной роскоши позволить не могу. Я даже по-настоящему заболеть не могу! Ваш сын не говорил, на сколько меня, по его мнению, хватит?
– Нет, это ваша супруга пыталась со мной говорить о… – поставить чашечку, сощуриться, внимательно посмотреть, – о будущем. Жаль, мы повздорили.
– Георгию обидело ваше отношение к Алисе, – признался Ноймаринен, – но здесь я с вами. Жена помнит платья и сласти, а вы – то, что вас отобрали у родителей.
– Был еще шадди со сливками, – скривилась Арлетта. Итак, герцогиня поведала мужу о ссоре… Хотя как бы иначе она втравила Рудольфа в делишки Фриды? Ноймаринен был честен и растил торских генералов. Для Талига. Дочь Алисы тоже была честна – с Фридой, из которой, сама того не замечая, вылепила королеву. Не лучшую, но застрявшей в материнском величии Георгии этого не понять.
– А вот по части сливок я на стороне супруги, – улыбнулся обладатель больной спины и голодной дочери. – Кажется, сударыня, сегодня мы с вами не поругаемся, что не может не радовать… Я собираюсь вызвать Лионеля и хочу, чтобы вы знали, зачем: ваш сын доказал, что на него можно оставить Талиг. С некоторыми оговорками, но можно.
2
Вальдес сидел на спинке кресла и подбрасывал фамильный изумруд, который вопреки пророчествам покойного Вейзеля никак не желал теряться. Ротгер не терял ни колец, ни кораблей, ни хладнокровия, в последнее чужим верилось с трудом. Лионель посторонним не был, хотя встречаться выходило нечасто – альмиранте столицу не жаловал, а Савиньяк по известным причинам торчал при дворе.
– Рудольф сдает, – зеленая искра взлетела к невысокому, хоть и генеральскому потолку, – а ты стал еще лучше врать. Проэмперадор!
– Начинаешь путаться в талиг? – заметил не успевший соврать ни единым словом Лионель. – Перейдем на кэналлийский или дриксен?
– Я привык к талиг, а врать ты не прекратишь, – Вальдес, не слезая со своего насеста, стянул по-походному волосы. – Ты слегка плачешь, Ли. Меньше, чем мог бы, но все твои улыбки – вранье. Рокэ умер, и ты это знаешь.
– Не знаю. Зачем ты тут, и когда ты видел Рудольфа?
– Странно, – поднял бровь Бешеный. – Ты сразу и врешь, и нет. Рудольфа я вообще не видел, но он сдает, потому что не стал возиться сам, а распустил тебя. Я здесь – для устройства семейных дел, это если для Рамона. Семейные дела имеются, и преужасные, но по правде меня просто тянет поговорить, а в Хексберге не с кем. Альмиранте слишком раним, Салина тоже разволнуется, Джильди с Кальдмеером каждый по-своему, но дураки, а Фельсенбурга увезли, и парень совершенно некстати дрикс. Я вернул ему кошку и пройдоху.
– Фельсенбургу я подарил мориска от Роньяски, – говоря с чайкой, придерживайся ее логики. – Только дрикс парень именно что кстати. Кто тебе сказал про Рокэ?
– Тетушка. Она осиротела и стала писать еще длиннее. В детстве я считал ее дурой, но Юлиана всего лишь насадила весь мир на свою любовь. Будто колесо на ось.
– Я встречался с баронессой Вейзель. Совсем недавно.
– Ну вот! – Вальдес надел многострадальное кольцо. – Не желаю знать, как он умер, пусть помнится не смерть… Выпьем?
– Пожалуй, – вызывать адъютанта Лионель не стал, просто распахнул дверь в приемную. – Какой-нибудь «крови», и пошлите за обедом… Я почти не сомневался, что Рокэ погиб, а теперь столь же «почти» уверен в обратном, однако баронесса Вейзель не сообщила мне ничего важного.
– Ты не услышал. Сколько раз Юлиана сказала, как и почему назовет сына? Десять раз? Сорок? В любом случае пусть родится дочь! Рокэ Вейзель – слишком даже для Торки.
– Не отвлекайся, – потребовал Савиньяк. Ротгер хмыкнул и поднял кресло на дыбы. Ему не хотелось говорить, но ехал он именно за этим.
