На реальных тренировках пули кладут прямо возле лица. Так спецназовец учиться сознательно контролировать, может быть, самый сильный инстинкт человека — инстинкт самосохранения. Парадокс, но именно этот рефлекс, спасающий жизнь, в бою может убить.
Пули засвистели, ни рукой ни ногой не пошевелить. Дядька страшный показался, бородатый, с автоматом, ни рукой пошевелить, ни ногой пошевелить. Ступор — это так называется. Так вот ступор — это самое негативное, что может вызвать, безусловно, инстинкт самосохранения. Задача очень простая: чем чаще человека подводить к пропасти, к этой грани, к чему угодно, к ужасу, ко всему выработанному, высосанному из пальца, ужесточить максимально, до гипертрофированных размеров, боевую подготовку, тем более вероятно, что ступора не наступит. Потому что появятся условные инстинкты преодоления, то есть тот опыт, который уже не требует доказательства.
Почему пьяный летит с 9-го этажа и с ним ничего не бывает? Он находится в состоянии алкогольного опьянения, у него нет страха. А тот, кто случайно вывалился, долетает уже мертвым. А пьяный летит спокойно, у него расслабленное тело. Это не значит, что нужно всем быть в алкогольном опьянении, но можно научить себя. Вот это относится как раз к спецназу. Если парашют не раскроется, что ты будешь делать?
Он будет всеми силами, стропами, как угодно парить и искать хотя бы наклон и спуск, по которому он скатится в воду, или еще что-нибудь такое, что позволит остаться в живых.
Это относится не только к нашему спецназу. Посмотрим программу 16-недельного курса боевой и специальной подготовки, самой напряженной подготовки в американских военно-морских силах. Курсантов всегда ставили на грань, из-за которой можно не вернуться. Вот в барокамере отрабатывается аварийное погружение на 30 метров и такое же аварийное всплытие. Нормальный человек просто не выживет. И этим, пока неподготовленным, очень несладко. Но это только начало. Запредельный, даже не экстремальный, а именно запредельный для жизни режим — их норма.
На учениях отрабатывается минирование корабля. И мины учебные, и корабль свой. Только есть одно условие, но они об этом знают. Вот они сейчас плывут к кораблю. Через считаные минуты, по условиям учения, винт корабля заработает. Едва ли стоит говорить о том, что после этого боевые пловцы превратятся в фарш, но они успеют. Они вообще всегда успевают и уходят после этого без следов, без тени. Для них жизнь — всегда отложенный бой. Для американских, для советских, для всех. Уже почти нет сомнений, что в 1955 году гордость советского Черноморского флота линкор «Новороссийск» уничтожили именно подводные диверсанты. Почти — это значит, что доказательств нет и не будет, пока этого не признают сами исполнители. Можно не сомневаться, и наших готовили так же, но об их операциях мы узнаем, дай бог, лет через 50–60, когда откроются секретные архивы. Парадокс лишь в том, что эти вроде бы суперсолдаты так ими и не стали. Даже самый подготовленный мог провалить самую изощренную операцию. Но об этом, оказывается, всегда можно узнать заранее.
Как это понять? Простой пример. Идет в бой подразделение в составе 100 человек, они абсолютно одинаково обучены, имеют одинаковый уровень профессиональной подготовки к выполнению своей задачи. Они практически здоровы, по всем медицинским канонам они могут выполнить эту боевую задачу, тем не менее практика показывает, что примерно 18–20 процентов этого личного состава конкретную боевую задачу не выполнят. Все объясняется тем, что функциональные возможности у каждого из этих практически здоровых воинов различны.
Вспомним дворец Тадж-Бек, знаменитую ныне резиденцию бывшего президента Афганистана Амина. До сих пор штурм этого дворца считается, может быть, лучшей спецоперацией ХХ столетия, кажется, о ней известно все, кроме одного. В этом штурме спецназ КГБ потерял пятерых, но о том, что погибнут двое, знали заранее. Нет, они не были камикадзе, просто особым, засекреченным до сих пор методом психологи просчитали, что этих двоих на такое задание посылать нельзя. Они не были рассчитаны на проведение именно такой операции, но они там оказались и не вернулись. По этическим соображениям мы не назовем их фамилии, но, может быть, после этой трагедии к самому понятию «психологический отбор» в наших спецслужбах стали относиться более чем серьезно. Может быть, заранее известная смерть этих двоих и стала толчком к развитию нового направления военной психологии и медицины, для которого, по крайней мере, официально пока нет названия.
Дворец Тадж-Бек (также известный как дворец Топайи-Таджбек и Дворец Амина) находится на юго-западной окраине Кабула — столицы Афганистана.
Центр экстремальной медицины — один из самых секретных объектов России. Сюда имеют доступ очень немногие, в основном те, кому завтра предстоит выполнить, скажем так, особое задание командования в любой точке Земли от экватора до полюса. Здесь нет полигонов, но есть аппаратура и особо засекреченные методики подготовки настоящих суперсолдат. Простой пример: обычный человек может прожить в ледяной воде максимум 4 минуты. Профессионал, подготовленный в этом центре, без всяких средств защиты способен жить и действовать в этой воде в течение получаса, попробуйте представить другие его возможности. Ведь теперь у него в запасе отнюдь не пресловутые 5 минут. Самые засекреченные области всех наук работают для одного — не только на создание, но и на вычисление суперсолдата. В этом Центре знают подробности самых изощренных и секретных операций наших спецслужб, даже будущих. Ведь только так можно подобрать людей, которые именно эту операцию способны выполнить почти со стопроцентной гарантией.
Личная картограмма каждого из спецназовцев просчитывалась под конкретную акцию, какую именно, мы не узнаем никогда. Но этот малопонятный график без преувеличения можно назвать вытащенным на свет божий внутренним «я» человека. На этих шкалах с математической точностью препарированы его воля, уверенность в себе, подверженность депрессии и страху. И если хоть один из этих параметров не вписывается в установленные особым научным методом рамки, спецназовец признается небоеготовым и к данной операции не допускается.
Самым главным являются все-таки не диагностические компоненты, не определение уровня боеспособности, а именно выявление тех лиц, кто не выполнит боевой задачи, и проведение с ними соответствующих корригирующих мероприятий. И вот здесь действительно очень много интересных вещей. Коррекция осуществляется даже в полевых условиях посредством в основном аппаратно-программных комплексов портативных, разработанных на биологические обратные связи, то есть компьютер диагностирует состояние, исходя из этого определяет комплекс мероприятий и сам задает ритм дыхания, необходимые движения, которые позволяют достаточно быстро восстановить те сниженные функциональные резервы, которые имели место, скажем, накануне.
В Центре есть уникальный прибор. Он позволяет человеку, порой даже неожиданно для себя, стать воистину суперменом, корректируя психофизические данные солдата под требования конкретной боевой операции. Посылаемые им точечные электромагнитные импульсы массируют головной мозг, буквально вымывая из него усталость, депрессию, эмоциональное перенапряжение. Сенсационные возможности этого прибора заключаются в том, что весь сеанс длится не более 20 минут.
