Девушка уставилась на улицу. Человек, которому она должна помочь, придет оттуда. «Облаченный в собственную кровь…» Она знала это – нутром чувствовала, как чувствуют приближение бури. Кто он такой, если привлек внимание человека, давшего ей золотые монеты? Наверняка кто-то великий, возможно, король или священник. Может, даже…
– Ты что здесь делаешь? – послышался голос Диксона. Роза закончила свое повествование, и здоровяк замаячил в дверях, загораживая свет. – Не холодно?
– Не очень.
– Эта твоя Роза здорово рассказывает.
– И каждый раз история становится все длиннее.
Диксон вышел, держась за потолочные балки, чтобы не упасть, и встал рядом с ней.
– Ветер крепчает. Будет буря, – сказал он.
– Хорошо, что мы закончили крышу, – кивнув, ответила Гвен.
– Приятно будет просто полюбоваться дождем. – Он мягко положил огромную руку ей на плечо. – Ты молодец.
Гвен улыбнулась и кивнула, удивляясь сочувствию, прозвучавшему в его голосе. «Неужели я выгляжу настолько несчастной?» – подумала она.
– Я так тебя и не поблагодарил за то, что приютила меня, – проговорил Диксон.
– Ничего подобного я не делала! Мне очень нужна была твоя помощь. И сейчас нужна. – Она накрыла его руку своей.
Он шагнул вплотную и обнял девушку за талию. Гвен чувствовала, как тело Диксона приближается к ней, словно лодка, идущая к пристани, ощущала его тепло. Это было приятное чувство, чувство безопасности. Диксон никогда не пользовался очевидными преимуществами, которые давало ему положение защитника борделя. Сейчас он впервые прикоснулся к ней. Его мощные руки и пальцы казались такими легкими. Гвен чувствовала его неуверенность, смущение, страх и любила его за это.
Она обняла Диксона за талию, насколько это было возможно, и слегка сжала ее руками.
– Ты хороший человек, – шепнула Гвен.
– А ты хорошая женщина. Знаешь, я думаю, это заведение ждет настоящий успех. Скорее всего, тебе не придется выполнять каждодневную работу, как остальным девушкам. Лучше тебе заняться другими делами.
– Я и так слишком ими занята.
– Вот об этом я и говорю. А раз такое дело… ну, кто-то может задуматься о том, чтобы сделать из тебя честную женщину.
– Кто-то вроде тебя?
– Ну… разве что мусорщик Рой выражал подобные намерения. Но если так, будет драка, – Диксон широко улыбнулся. Затем улыбка сошла с его лица, и он спросил серьезным голосом: – Что ты об этом думаешь?
– Не знаю, – ответила Гвен. Услышав ее слова, Диксон как-то сразу поник, и она почувствовала себя ужасно. Он весь словно съежился, рука упала с ее плеча, а взгляд переметнулся на улицу. – Ты мне очень нравишься. Просто я не уверена…
– Как ты это сделала? – спросил он.
Гвен не поняла, о чем он говорит.
– Как ты узнала, что задумал инспектор? – Диксон убрал руку и отошел чуть дальше, не сводя глаз с улицы.
– Ах это…
– Ага, как ты узнала… про Гру и Лэмпвика?
– Я… э… – Она колебалась. – Это… мой маленький секрет.
Диксон удивленно посмотрел на нее.
– Секрет? Ты не можешь мне сказать?
Обида явственнее проступила на его лице.
– Просто дело в том, что… Я боюсь, что ты… Большинство людей это бы напугало… Я не хочу тебе разонравиться.
Обида сменилась беспокойством.
– Это невозможно, ты всегда будешь мне нравиться. – Он слегка улыбнулся. – Так как ты это сделала?
– Я прочла по его ладони.
Диксон в изумлении уставился на нее.
– Что ты сделала? – с недоверием спросил он.
– В Калисе гадание по ладони не является чем-то необычным или предосудительным. Многие умеют гадать, и при этом никто не считает их ведьмами. Они в то же время занимаются каким-нибудь другим ремеслом, к примеру держат лавки, как сапожники, и являются уважаемыми членами общества.
Диксон вскинул руки.
– Я и не собирался называть тебя ведьмой.
– Нет?
– Нет.
– Тогда что ты собирался сказать?
– Я хотел узнать, как ты этому научилась.
– А-а… – Гвен смутилась. – Меня научила этому искусству мама, еще много лет назад. Говорю же, в Калисе многие умеют гадать. Кто-то лучше, кто-то хуже, а некоторых мать называла мошенниками. Но сама она очень хорошо знала свое дело.
– Как это происходит?
– Я вижу рисунок в линиях и читаю его, как ученые люди читают книги. В голове складываются впечатления, образы прошлого или будущего. Некоторые из них совсем размытые. Большая часть вообще не имеет смысла и становится яснее только потом. Потом оказывается, что все всегда имеет смысл. Но бывают и очень яркие образы, четкие, как в случае с Лэмпвиком. Мне повезло. В общем-то, я и сама толком не знаю, как это происходит. Как работают глаза человека? Ты ведь не знаешь – просто смотришь и видишь, верно? Это похоже на зрение. Просто способность видеть. Иногда мне еще снятся сны, в которых я вижу будущее, а иной раз достаточно просто посмотреть человеку в глаза, но это редко.
«И страшно», – подумала Гвен, но вслух этого не сказала. Она не хотела, чтобы Диксон задавал слишком много вопросов, на которые ей не хотелось отвечать.
– Значит, ты правда видишь будущее? Не шутишь?
– Не шучу.
Диксон протянул ей ладони.
Она посмотрела на них и мягко улыбнулась:
– То, что я вижу, не всегда приятно. Чаще всего я вижу дурное, поэтому так редко гадаю.
– Мне бы хотелось знать, что меня ждет, – настаивал Диксон. – Но ты должна пообещать, что скажешь правду.
Гвен знала, чего он хочет узнать. Улыбнувшись, девушка взяла его за руки, подвела к фонарю и посмотрела на его ладони. Главную линию всегда было проще прочесть, и пока она решала, которая из них главная, в глаза ей бросилось кое-что странное.
Девушка озадаченно подняла голову.
– Что ты видишь? – с интересом спросил возчик.
– Такого раньше не бывало…
– Чего?
– История твоей правой руки короче, чем история левой. Как странно…
– Ты меня разыгрываешь?
– Что? Нет, конечно, нет!
– А в чем разница?
– Пока не знаю. Надо прочесть.
Руки у Диксона были такие большие, а линии такие четкие, что даже при тусклом свете читать по ним не составляло труда.
Маленький мальчик в маленьком фермерском домике между двумя красивыми кленами. Его отец силен и управляется с плугом так, словно это часть его тела. Матери нигде не видно, и Гвен догадалась, что та скончалась в родах. Большая часть искусства основывалась на угадывании, на том, чтобы собрать общую картину из имеющихся деталей.
