Он развернулся и быстро зашагал назад, так что я догнал его уже в тамбуре.
– Старый знакомый засел, с…ка, – прояснил Яков ситуацию в ответ на мой удивленный взгляд. – Слева, колобок в очках и черной рубашке. Издали не срисует, ведь столько лет прошло, но вблизи непременно смекнет. Придется обедать в купе.
– Может быть… – сконфуженно замялся я.
Яков осуждающе хмыкнул, однако увидев в моих глазах некстати разбуженный грех чревоугодия, расслаблено махнул рукой:
– Ты-то оставайся. Но не вздумай знакомиться и беседы разводить, чекист
[101] он, хоть и бывший, сам понимаешь.
– А зовут как?
– Изя, кажется. Фамилия Бабель.
– Бабель? Писатель?
– Много таких писателей развелось, – недовольно скривился Яков.
– Выходит тот самый Бабель!
В начале кратких одесских каникул я частенько не понимал смысла в повсеместно употреблявшихся фразах типа «смотреть официальным глазом», «снять со стенки верного винта» или «отдавать кровь в первом ряду». Но позже осознал: Бабель в советской стране бешено популярен, куда больше чем Пелевин в моем времени. Так что всякий оболтус, мнящий себя хоть каплю образованным, обязан знать десятка полтора красивых цитат из «Конармии» или «Бени Крика», чтобы с поводом и без оного вкручивать их в любой разговор. Перечитать смутно припоминаемые по школьной программе романы
[102] желания не возникло, но сам факт в памяти отложился прочно.
Вернулся в ресторан я в гордом одиночестве, однако последовать совету партнера и спокойно пообедать не смог. Не иначе, уловил знаменитый писатель эфирные эманации моего интереса. А может, проще и материалистичнее, не понравилось ему, что кто-то за спиной поесть пристраивается. Так или иначе, только выдвинув стул, я неожиданно услышал тонкий, чуть ироничный голос:
– Товарищ, присаживайтесь лучше сюда, коли вы не против составить компанию пьяному еврею.
Отказаться не сложно, да только как это сделать, если гложет любопытство? Ладно выдающийся писатель, таких у меня полный учебник литературы, но ведь он числился чуть не официальным любовником жены будущего наркома Ежова!
[103] По крайней мере, эту деталь биографии я твердо запомнил из рассказа молоденькой училки, когда-то тщетно пытавшейся найти подход к нашему буйному одиннадцатому классу. Поэтому колебался недолго, то есть после секундной заминки сделал пару шагов к соседнему столику и с улыбкой протянул руку:
– Алексей.
– Ах, да, так неудобно, – Бабель с легким, чуть шутейным поклоном привстал и неожиданно энергично пожал мою ладонь. – Меня зовут Айзек, можно на ты и без отчества, хотя зрение мое слабо, но я таки вижу, что по возрасту ты не сильно от меня отстал.
[104]
Я же в этот момент замер в ступоре. Наверно, во всем мире не найти человека, менее подходящего на роль дамского угодника. Низкий, толстый, начавший лысеть очкарик, с короткой шеей и смешным носом уточкой над широкими, чуть припухлыми губами, вдобавок одет вызывающе серо и не модно. С такой внешностью, да в постели к дамам высшего советского света?! Он еще пьет сам с собой – на столе среди остатков еды я приметил сильно початую бутылку госспиртовской «Английской горькой».
Не знаю, как писатель истолковал мое замешательство, вероятно, списал на смущение молодого парня из провинции, но разговор он поддержал в лучших британских традициях:
– Скучно сегодня, очень скучно и очень жарко, – тут Бабель перехватил мой взгляд, остановившийся на водке: – Это пустяк, знаешь ли, реальный пустяк для меня. То ли дело было… Но ты наливай, дружок, не смущайся!
Он с иностранным акцентом щелкнул пальцами в воздухе, подзывая официанта:
– Еще англичанку и сервируйте молодому человеку!
– И что там у вас нынче на обед, несите все, – заторопился я вслед чересчур энергичному собеседнику, испугавшись остаться наедине с хрусталем рюмки.
– Сей момент-с, – донеслось из-за стойки.
– Так вот, и на чем мы с вами остановились? – Айзек стянул очки и начал их аккуратно протирать вытащенным из кармана платком. – Понимаешь, – он доверительно понизил тон, – самое сложное это начинать беседу с незнакомым человеком. Ни малейшего понимания, что ему интересно, а что вызовет раздражение и гнев. Заведешь разговор про девок, а он оказывается женат и души не чает в супруге. Или распишешь вегетарианцу вкус жареного в яблоках гуся, да предложишь отведать старого Фин-Шампань тому, кто в строгой завязке, а то еще про храм какой обмолвишься, когда собеседник магометянин.
– Типа, не говори о веревке в доме повешенного? – попробовал сострить я.
– Именно! – с наигранным энтузиазмом Бабель подхватил заезженную шутку. – Так вот, у меня таки все просто, писатель я буду. Ну, в журналы там статейки кропаю или еще где платят. Мое дело простое, знай себе, скреби карандашиком по белому листу, черкай да переписывай.
Мимикой я старательно изобразил недоверие к прибедняющейся знаменитости, но ломать игру не стал. Все равно вопросы будут, так лучше заранее, на трезвую голову выдать частичку вызубренной в деталях легенды. Заодно и проверить слабые места можно без особого риска, с таким-то гандикапом по части употребления «очищенного вина».
– Так со мной вообще неинтересно, – я деланно развел руками.
– В детстве бегал в школу да на запруду с дружками в маленькой деревушке с аппетитным названием Пироги. Батя там фельдшером работал, а мать и не помню толком, померла она, когда братика рожала. Потом, уж когда война началась, отцу службу предложили в Кременчугском лазарете, мы туда и переехали, пошел в Александровское реальное, на основное отделение.* Дальше замятия пошла в полный рост, сперва трамвай ходить перестал, а там то немцы, то петлюровцы, то деникинцы, еще товарищ Сталин приезжал как-то с делегатами конгресса интернационала, но трамвай все равно не починили. В двадцатом, как раз за пару лет до выпуска, нас переименовали в ФЗУ, так я стал слесарем-электриком. Поработал учеником в вагоноремонтных мастерских два года, интересно было, и место пророчили, да ушел на трикотажку, уж на полную ставку, деньги шибко нужны были. В те года батя здоровьем резко сдал, уволили его с водолечебницы имени Дзержинского. А как он помер… – я со всем возможным правдоподобием шмыгнул носом, – подался к тетке в Одессу, там ее муж, непач из видных, меня живо к приятелю на жестяно-баночный завод определил.
