После утоления первого, самого злого голода и пары «рюмочек чая» пришло время для обсуждения «самых реальных планов» по свержению советской власти на территории одной шестой суши:
– Полагаю, осуществить твою идею вполне реально, – неспешно начал я. – Денег потребуются сущие копейки. Взять один, а лучше, на случай аварии, два гражданских самолета-транспортника, из тех, что могут садиться на воду. Глухих озер в тех краях сильно больше чем нужно, выбирай на любой вкус. От Финляндии час лета, ПВО нет, можно без лишних затей намалевать фейковые звезды на крыльях, да завезти поближе к Кемперпункту человек двадцать бойцов с Томпсонами
[225] и гранатами. Далее, две пары коммандос расходятся по железке на север и юг, километров на десять от Кеми, и валят столбы связи как в сторону Петербурга, так и Мурманска. Желательно заодно взорвать мосты – переполох выйдет больше, и подкрепление не перебросят. В это время основная группа нападет на лагерную охрану, уверен, если обеспечить хоть минимальную внезапность – проблем не будет, тем более каждый убитый чекист – винтовка и патроны для наших друзей из каторжан, среди которых в достатке боевых офицеров.
– Серьезный подход, – произнес с каким-то странным подтекстом Ларионов, но я не стал ждать неизбежной критики.
– После захвата нужно быстро организовываться и отступать на запад по заранее намеченному маршруту. Производить заброс оружия, боеприпасов, высококалорийных пайков и эвакуацию больных можно теми же самолетами, процесс координировать через мобил… ные радиостанции. Уверен, это будет намного проще, чем делить со шпаной имеющиеся в лагере запасы еды. Тем более с сотней бойцов можно не бояться застав, а значит, идти на запад дерзко, реквизируя продовольствие и гужевой транспорт. Две-три сотни километров – максимум неделя, пограничники просто не успеют собрать достаточных сил для заслона.
– Масштабно, черт возьми, как масштабно и сильно!
«Он что, всерьез?» – опешил я. – Конечно, для такой операции потребуется разведка и тренировки. Но…
– Вот только деньги, гхм! – все же перебил меня Виктор.
Дальше меня ждала длинная, полная экспрессии и злого мата лекция на тему: «что иммиграция смогла и не смогла». Если изложить ее кратко, выходило примерно следующее: в окончательную потерю России эмигранты тупо не верили, а посему и платить за возвращение не собирались. Вот так просто и наотрез. Даже спустя целое десятилетие большинство общалось исключительно в среде соотечественников и надеялось вернуться домой «вот-вот, не в этом году, так наверняка следующей весной».
[226] Более того, сохранились и приумножились партии старой Госдумы; все эти лево-право-крестьянские кадеты, эсэры, энэсы и прочие меньшевики сбивались в стаи и свирепо собачились промеж собой, навешивая друг на друга грехи разложения, бездействия и прожигания последних крох из спонсорских бюджетов, без того куцых, как заячий хвост. Как вишенка на торте сюрреализма – каждый считал, что за ним стоят реальные избиратели из России! Русскоязычная пресса усердно поддерживали сонм лубочных заблуждений, хотя, надо отдать должное, скорее не корысти ради, а патриотизма для.
Собственно, странности эмигрантского газетно-журнального контента успели удивить меня чуть раньше, теперь из объяснений Ларионова я сумел постичь логику происходящего. Ведь, в сущности, кто такие большевики на первый взгляд? Да всего лишь установившие военную диктатуру мятежники, оседлавшие выгодную «пролетарскую» идеологию! Понятно, злее и страшнее врагов для закоренелых корниловцев типа Виктора не сыскать на всем белом свете, но чем же они отличаются, если смотреть из-за маленького кафешантанного столика на Terrasse du Bord de l'Eau? Пусть в новой России резкие декреты и расстрелы, пусть новое правительство. На высоких постах неизвестные люди. Но что потом? Военный коммунизм отменен, на улицы вернулись городовые и дворники, за ними пришел порядок. Управляют страной суть старые царские чиновники. В армии – прежние офицеры, хоть из младших, зато обидно быстро выросшие в званиях. Кто-то вообще, назло однокашникам, ловко скользнул из есаулов в командармы. Разве что в Коминтерне кучка «жидов» истерит на предмет мировой революции, но мало ли идиотов в нынешнее безумное время?
Не лучше ли посмотреть на историю? Вот хотя бы близкую по духу, то есть французскую? Там революционеры резвились с экспроприациями и гильотинами ровно десять лет! Но что потом? Тихий, едва заметный переворот, и всего через пять лет Наполеон назначил себя в императоры,
[227] а его соратники, включая самого непримиримого, меченого татуировкой «смерть королям»,
[228] получили титулы, дворцы, а то и короны. Репрессии утихли, без всякой войны вернулись в свои дома и усадьбы инженеры, писатели, помещики и опальные политики. В то же время крестьяне и рабочие как работали при Людовиках, так и работают до сих пор, при третьей республике. Никому не мешает жить совершенно официальный, но насквозь лживый довесок в виде знаменитого «Liberté, égalité, fraternité».
Почему в России будет по-другому? Десять лет прошло, самое время прикидывать, какую именно из оставшихся великих княжон принуждать замуж за нового тирана, ведь династии коммунистов нужен респектабельный вид!
И никто не хочет задуматься, что через четверть века после взятия Бастилии у Бонапарта случилось Ватерлоо…
Разумеется, поза «все само собой образуется» нравится далеко не каждому. Есть исключения, например господа поинтеллигентнее и победнее, из тех, у кого не оказалось под Ниццей бабушкиной виллы, дядюшкиного заводика в Мюнхене или на худой конец фамильной усадьбы под Вильно. Они давно задумываются, не пришло ли светлое будущее «уже». То есть, не пора ли вытаскивать из-под матраса отложенные на черный день франки, кроны и марки, отряхивать пыль с саквояжа, упихивать в него теплые подштанники да покупать билет в первый класс до Петербурга – привыкать жить под коммунистами. Ведь по слухам в России «все, как было, только хуже», то есть «они» уже не кусаются, а если и шалят и воруют, то в меру, не шибче аристократов старой школы.
С подобной позицией крайне тяжело спорить без послезнания. Ведь сам товарищ Троцкий с высокой трибуны прямо провозгласил: «Сменовеховцы подошли не к коммунизму, а к советской власти через ворота патриотизма». Как там говорится у классика? Ах, обмануть меня не сложно, я сам обманываться рад! Искренне желаю поверившему «Смене вех» Михаилу Федоровичу с Кемской пересылки выжить, и так же искренне – не дожить до «тридцать седьмого». Не думаю, что хоть кто-то из возвращенцев сумел перевалить через эту роковую годину иначе как чудом.
