В мои широко распахнутые от ужаса глаза из-за плотно зашторенного окна льется свет тусклого дня. Колеса вагона неторопливо отбивают свое извечное чучу-чу-чух, чучу-чу-чух.
На плечо легла тяжелая ладонь:
– Просыпайся, уже по Москве едем.
Все еще пытаясь спастись от палача из сна, я резко дернулся в сторону, но только с размаха ударился плечом в обшивку салона. Боль ушиба, уже не фантомная, а самая что ни на есть реальная, живо прогнала остатки сна:
– Яков! Черт, напугал-то как!
– Посмотри лучше, красота-то какая, – мой спутник отдернул вверх край занавески. – Дождь, да еще со снегом!
Не часто можно видеть, как человек, приехавший из лета, радуется стылой слякоти. Ответная гримаса на моем лице могла бы легко напугать детей старшего школьного возраста. Но оптимизма Якову это не убавило, он даже соизволил дать очевидное объяснение:
– Меньше лишних глаз по городу шатается!
– Не поспоришь, – я помедлил, в попытке поймать застрявшую с вечера мысль. – Да, кстати, как же нам тогда быть с Александрой?
– А что с ней не так по-твоему? – недовольно пробурчал Яков.
– Платье…
– Что с того? Бл…ть!
Не думаю, что экс-чекист сильно жалел девушку, скорее, понимал, как вызывающе неуместно будет смотреться практически летний наряд при околонулевой температуре.
– Может быть, в чемодане ее вынесем? – неуклюже пошутил я. С верхней полки свесилось настороженное лицо Саши.
– Слезай, – поманил ее рукой Яков. – Будем твой гардероб обновлять. – А ты, – он повернулся в мою сторону, – кончай сидеть сиднем, вытаскивай чемодан. Да не свой! В твоих нарядах ее только на поле ставить, ворон отпугивать. Мой открывай, вот не было печали!
И, правда, чего это я? Знаменитый на весь СССР товарищ Блюмкин на полголовы ниже меня и заметно уже в плечах. Не слишком обнадеживающая разница по сравнению с субтильной, больше похожей на подростка девушкой, но хоть полы по дороге волочиться не будут.
К моему немалому удивлению, черное пальто, пошитое партнером из роскошного драпа еще в Палестине специально для Москвы, село на Александру вполне достойно. Подогнули рукава, запахнули потуже, стянули поясом, теперь только шагов с пяти можно разобрать – вещь с чужого плеча. В любом случае, кого эдаким удивишь в стране, где каждый третий носит перешитую солдатскую шинель? Хуже получилось с кепкой, но тут выручил мой шарф, который наша спутница ловко и даже изящно намотала на голову вместо платка.
Управиться до прибытия поезда мы, конечно, не успели. Особенно много времени потребовало стаскивание красивых кожаных шкурок с чемоданов – для превращения последних во вполне обычные по советским меркам конструкции из крытой тканью фибры. Но и другой возни хватило, пока нашли и вытащили необходимое, утрамбовали ненужное, пассажиры успели разбежаться.
Яков не преминул позлорадствовать звукам разгоревшегося под окном скандала:
– Слышь, замешкавшиеся товарищи надрываются? Не иначе самые расторопные всех носильщиков захомутать успели, а эти последнего поделить не могут!
– Главное, чтоб денег на такси хватило, – философски заметил я в ответ. И продолжил, но уже про себя: «А в 21-ом веке тут Uber вовсю работает. Прямо из вагона вызвать можно».
– Пусть у гостиничных портье голова болит, – небрежно отмахнулся от проблемы партнер. – Эта братия в любую погоду толкется перед вокзалами, как только голос не срывают со своими «свободные номера, свободные номера».
Вылезли мы под застекленные перекрытия неимоверно огромного, набранного из стальных арок дебаркадера Брянского вокзала
[253] только через четверть часа. Затем, удачно влившись в жиденький поток людей с пригородного поезда, пробились через длинные, вонючие, но по советским меркам идеально чистые переходы к выходу, дождю и снегу.
Несмотря на отвратительную погоду, все пространство вокзальной площади заполняла суета и толкотня. Вдоль, поперек, наискосок, а возможно, и кругами вокруг расположенного в самом центре трамвайного кольца сновали будущие или бывшие пассажиры. То и дело без всяких правил подъезжали и уезжали разнокалиберные экипажи на конной тяге, рвали клаксоны пытающиеся протиснуться через хаос автомобили и маленькие автобусики. Однако нигде не наблюдалось ничего похожего на стройный ряд таксомоторов, как, впрочем, начисто отсутствовали и обещанные отельные агенты.
– И где же эти, как их, портье? – поинтересовался я.
Вместо ответа мой спутник лишь пожал плечами. Никогда досель я не видел товарища Блюмкина столь растерянным.
– Не понимаю, – признался Яков. – Вот же, тут оно и было всегда, – он кивнул в сторону солидно устроенной, но явно заброшенной будки с вывеской «такси-taxi», – может, сегодня праздник какой?
– Видать, был ты долго в пути и людей позабыл. Мы всегда так живем, – протянул я когда-то слышанное в будущем.
– Да я сюда всего два года назад приезжал последний раз!
– Давайте на трамвай пойдем? – вмешалась Александра.
– Как все? – недовольно фыркнул в ответ Яков. – Хотя, отчего не попробовать!
Первые же наши шаги в сторону остановки возымели неожиданный эффект. Как из-под земли вылезла пара страшно грязных, замотанных в мешки и тряпки индивидуумов лет пятнадцати, один из которых с поразительной для его облика вежливостью обратился ко мне, не иначе решив, что «размер имеет значение»:
– Извиняюсь, гражданин, вам в трамвай или понести?
– В трамвай, – ляпнул я от неожиданности, заодно на всякий случай крепче сжимая в ладони ручку чемодана.
– Если в трамвай, то за каждого фунт хлеба или деньги на этот фунт, – отбарабанил скороговоркой парень. – Можно багаж за два-три фунта донести по городу.
– Нет, товарищи, так не пойдет, – быстро вмешался Яков. – Мы лучше «ваньку» возьмем!
– Как желаете, – подозрительно легко согласился местный решала. – Ежели что, милости просим, – добавил он, уже перенацеливаясь на пожилого крестьянина с огромным узлом за спиной.
– Наверняка ведь облапошат, а то и ограбят! – поделился я несложной догадкой с многоопытным Блюмкиным.
– Не думаю, – удивил тот ответом. – Беспризорники в такой толпе честно отрабатывают свое: залезут в вагон на предыдущей остановке, а уже тут затащат лапотника и его баул в вагон изнутри. Самому, без помощи, ему нипочем не пробиться. Но почему опять за хлеб?! Совсем как в девятнадцатом!
– Так карточки уже год как ввели, – напомнила Александра.
Совершенно напрасно, Яков и сам прекрасно знал причину. Его родная Одесса пострадала от нехватки хлеба едва ли не первой в СССР,
[254] хотя там это не особенно сильно ощущалось из-за проникшего везде и всюду черного рынка.
