– Георгий. Гоша.
– Ольга, – вежливо сказала я, пожимая его руку, с тыльной стороны тоже щедро усыпанную веснушками.
Целая куча народа вдруг куда-то испарилась из квартиры, и из разговоров оставшихся я поняла, что побежали по магазинам докупать последнее, самое драгоценное – водку и закусь в дорогу.
Гоша сидел на тахте рядом со мной, то и дело перекладывал и утрамбовывал что-то в своем рюкзаке и почти непрерывно щебетал. Поначалу я вслушивалась, потом потеряла нить, и его высокий картавый голос отбивал в моем мозгу какую-то морзянку, разобрать смысл которой мне удавалось, только если собрать в кучку все мои мозги. Я попыталась встряхнуть головой, но вчерашняя водка все еще давала о себе знать, и я просто сидела в обнимку со своим рюкзаком, сложив на него руки и голову.
Потом к нам подошел Адмирал с Алиной и Пашей. Алина протянула мне два пластиковых шлема, предлагая, видимо, примерить каждый. Подошел хоккейный, синий, по размеру похоже, что детский. Паша смерил угрюмым взглядом меня и Гошу и промолчал. Сергей весело предлагал разные варианты обмена кого-то из нас на кого-то из других экипажей. Потом посоветовал сунуть нас с Гошей в рюкзаки, привязать к «двойке» и тащить ее за «четверкой» на буксире. Паша вздыхал и не отвечал на адмиральские шуточки. Потом они ушли на кухню. Я шепотом спросила у Алины, чего Павел такой смурной, уже догадываясь, что скорее всего из-за меня.
Алина подтвердила часть моих опасений. Оказалось, что из-за перестановок в составе команды Павел впал в раздумья, брать ли ему свою «четверку» или «двойки» хватит. Адмирал подсунул ему Гошу, и Павел теперь немножко злой, потому что Гоша, как и я, идет в «четверку» первый раз.
Я совсем запуталась в «двойках» и «четверках», и Алина умудрилась мне объяснить так, что я поняла: есть двухместные и четырехместные катамараны.
И еще есть категории сложности для походов и сплавов. Нашему маршруту присвоена общая «тройка», но есть парочка порогов на «четверочку», то есть сложнее. Видя мои округлившиеся глаза, она достала фотоальбом из резного деревянного шкафа (очень красивого, под старину, я только сейчас заметила) и села между мной и Гошей полистать. Она показывала мне горные реки с порогами, казавшимися мне водопадами, где среди огромных белых бурунов и валов можно было различить маленькие яркие катамараны и фигурки людей с веслами. Люди были одеты в те самые «резиновые» комбинезоны, спасжилеты, шлемы. И махали веслами. И сидели на этих катамаранах верхом, как на конях. И как их не сносило этими ужасными волнами, которые – видно было даже на фотографиях – били им прямо в лицо! – было совершенно непонятно. А Алина тыкала пальчиком в эти жуткие водопады и приговаривала:
– Вот тут перепад всего метра полтора, это на «четверку» максимум. А вот порог «Топоры», «пятерочка». Я тебе потом еще видео покажу, если успеем. У-у-у, там столько «килей»… – Она хихикнула и закатила глаза.
Я смотрела серию фотографий, где один за другим катамараны буквально зарывались носами в огромную белую волну, и меня брала оторопь – они делают это добровольно? Они после этого остаются живы?
Оказалось, последние вопросы я пробормотала вслух, и над моей головой прогремел назидательный голос Адмирала, невесть как оказавшегося рядом:
– Трупов не привозил и не собираюсь!
Меня слегка подбросило от неожиданности, и он, довольный, рассмеялся, как нашкодивший пацан.
Потом он сделал грозное лицо и гаркнул:
– Че сидим? Автобус прибыл. Собираемся, поехали!
Народ вскочил, похватал свои и чужие рюкзаки. Я чудом нашла свою куртку и ботинки. Схватила свой рюкзак и попыталась его надеть. Гоша помог мне водрузить его на диван, только тогда, уцепившись за руки его и Алины, мне удалось подняться. Я тотчас согнулась под тяжестью, чтобы снова не рухнуть на диван. Потом я по совету Алины застегнула поясной и нагрудный ремни, подтянула все, что только подтягивалось, и почувствовала, что могу теперь стоять и даже ходить.
Нам с Гошей и Алиной поручили стаскивать вниз связки труб и весел. В лифт они никак не хотели помещаться: ни вдоль, ни поперек, ни по диагонали, и мы потащили их вниз пешком с восьмого этажа. Внизу перед подъездом стоял маленький старенький ПАЗик, и на багажной решетке на его крыше уже творилось что-то невообразимое. У нас приняли негабаритные вещи, быстро увязали их там, наверху, закрепляя резинками с крюками и альпинистскими шнурами. Потом сверху протянулась чья-то рука, и я подала свой рюкзак. Мне велели вытащить из него кружку, и я вовремя вспомнила, что видела ее в последний раз в боковом клапане для быстрого доступа.
Вся погрузка и увязка всех катамаранов и рюкзаков заняла от силы минут двадцать. Я поразилась, как четко и слаженно работали эти люди, которым, видать, это было не впервой. Мы с Гошей старались быть как можно более полезными, суетились, приносили и подавали наравне со всеми. В конце концов нам велели садиться в автобус, мы протолкались по салону, забитому людьми и вещами, в самый хвост и наконец уселись. Последним залез Адмирал. Вытянув шею, выставив торчком бороду и посверкивая своими неизменными очками, он сосчитал нас по головам, вздохнул:
– Вроде все… Ну, с богом.
И уселся на кондукторское сиденье.
Автобус оказался очень вонючим и трескучим. Но резво двинулся по улицам родного города.
Я толкнула Гошу локтем:
– А куда мы едем-то?
Он оторвался от созерцания слякотных весенних пейзажей за окном и удивленно на меня воззрился:
– На Кавказ.
18
Ехали долго. На ночевку не останавливались – двое водителей сменяли друг друга, как дальнобойщики. Несколько раз вставали на стоянку у придорожных кафе – пообедать, посетить туалет и просто погулять вокруг автобуса, размять затекшие ноги и сплющенные зады.
Мои новые товарищи воспринимали поездку как веселое приключение, почти сразу после погрузки начали пить водку, закусывая кто чем. Делились, угощали друг друга. Тем, кто забыл достать из рюкзака свою кружку, подносили общественную «братину». Я попыталась отказаться, но Адмирал не слушал моих возражений, стребовал мою посудину, наполнил ее небольшим количеством прозрачной жидкости, и я пару часов сидела с ней в обнимку, мастерски пропуская тосты и добавки. Гоша, глядя на меня, веселился и уговаривал присоединиться к общему празднику жизни. Впрочем, не настаивал.
Народ и правда веселился. Достали две гитары, трясясь и подпрыгивая, умудрились настроить в лад и принялись петь всякие походно-туристические песни, некоторые из которых я слышала в молодости, будучи студенткой, а некоторые – впервые. У хозяина одной из гитар был потрясающий баритон, и пел он иногда очень красивые, мелодичные песни. Владелицей второй гитары была энергичная смешливая тетка с ярким румянцем и стрижкой «под пажа». Пела она громко и порой залихватски, без всяких слезливых женских завываний.
Когда веселье стихало и перерастало в нестройный гул голосов, мне удавалось вздремнуть, положив голову на торчащий в проходе между сиденьями чей-то огромный рюкзак. Посреди ночи, когда я полноценно вырубилась, на мое лицо вдруг упало что-то мокрое и холодное, и я в ужасе подскочила, чуть не вскрикнув. В салоне было темно, и в свете фонарей с улицы я разглядела, что с другой стороны на рюкзаке спит чья-то лохматая голова, почему-то мокрая. Глянув в окно внимательнее, я увидела, что по стеклу стекают даже не капли, а струи: на улице шел дождь. Я снова пристроилась на своем краешке рюкзака, но через какое-то время мокрые волосы снова шлепнулись мне на лицо. Спросонок я попыталась убрать их со своего лица, проснулась, и теперь лохматая голова тоже поднялась и непонимающе смотрела на меня поверх рюкзака. Когда до владельца дошло, что случилось, мы оба сдавленно прыснули и снова пристроились спать, чуть отодвинувшись друг от друга.
