Ты ничего не отвечаешь, а я так хотела бы знать, зачем Ты создаешь некрасивых людей. Я бы всех создавала красивыми, и женщин, и мужчин, – даже их. Но про мужчин я не буду с Тобой говорить – сам знаешь, почему. Смотри: я совсем не ревнивая. Если бы все женщины были красивыми, наверное, любили бы умных. А я совсем не умная. А жаль.
Читаю я только романы, да и те невнимательно. Стихи и вовсе не люблю. Хотя я не верю, что из книжек можно ума набраться. Умным родиться надо.
Добрый, любимый Боже, я Тебя так люблю. Иногда мне хочется принести тебе какую-нибудь жертву. Милостыню я подаю, но ведь это не то. Помнишь, как я навещала больную тифом, чтобы убедить Тебя, что я Тебе доверяю; я так страшно боялась. Не смерти, нет, – но ведь после тифа волосы выпадают, а в бреду можно столько ненужных вещей наболтать.
Как же Тебе страшно люди надоедают: каждый о чем-нибудь просит, каждому что-нибудь от Тебя нужно. Как Ты со всем этим справляешься? Я иногда думаю, что Ты их просто не слушаешь, но как же тогда получается? Ничего удивительного, что я не знаю, откуда же мне знать? А еще мне кажется, что и ксендзы этого толком не знают. Я решила никогда ничего не просить. Некрасиво как-то получается: вроде как Тебя любят, а тут же с просьбами, со сделками. Ну вот я и опять: не прошу, но как-то так думаю, что Ты именно потому и исполнишь мое желание.
Правда же, Тебе было бы неприятно, будь я некрасивой? Правда же, я Тебе нравлюсь? Понятное дело – иначе, чем людям; но ведь Ты доволен, когда у Тебя получается создать что-то прекрасное? Глупая я: разве у Бога может что-нибудь не получиться? Ведь все вокруг такое потому, что Ты так хочешь.
Ты столько выдумал разных цветов. А есть цветы грешные. Красная, такая душистая роза – это грешный цветок. Может, розы не Ты создал, а сатана? Нет, такого не может быть: неужели у Тебя не хватит сил, чтобы увяли все грешные цветы? Бедный Ты мой дедуленька.
Иногда мне так хочется кому-нибудь помочь, облегчить жизнь, немножко Тебя развеселить. Потому что правда, вот как это: все время думать только о нищете, о добродетели, о сиротах. Ненавижу пломбировать зубы, а ведь я пошла к дантисту, чтобы он мне здоровый зуб запломбировал: это я так плоть умерщвлять решила; а этот осёл как расхохочется. Правда, и я потом засмеялась, но сначала я так рассердилась. Наверняка раззвонил об этом всем знакомым. Ух, какие сплетники эти мужчины. Ненавижу их.
Я знаю: Ты велишь всем прощать. Я им прощаю, а это еще хуже выходит. Вруны они неблагодарные – в сто, в тыщу раз хуже нас.
О-о-о, звонок в дверь… Это он… Ты уж меня извини… Не гневайся, Боже… Это же ТЫ всем управляешь… Чао, Боженька, спасибо; нам так хорошо было вдвоем.
Молитва горя
Такое горе, Боже… Боже, горе такое.
Серое горе, Боже, Боже, горе серое.
Ни звуков, ни красок, Боже, ни красок, ни звуков.
Горе, Господи, горе.
Я вынул сердце из груди, Боже, бьется сердце тихо-тихо, Боже, тихо-тихо сердце бьется, Боже, Боже, из груди я сердце вынул.
Заплаканное горестное сердце, сердце горестное заплаканное.
У черной птицы белые крыла, Боже, белые крыла у птицы черной.
Мгла густая, птица черная, крыла белые, Боже, белые крыла, черная птица, мгла густая, Боже.
Горе, Господи, горе.
Было солнце, было и нет, Господи, нет, нет, было солнце, было солнце, Господи.
Тихо, горько, горько, тихо.
Тихо, горько, на черной волне колышется гроб. Черную росу с черных цветов черные пьют бабочки. Уже никогда человек не запоет, ребенок уже не улыбнется, последний колокол треснул, все часы на свете остановились, последняя башня распалась и рухнула, вчера последняя погасла звезда – кому ей светить?
Нет, нет, Господи, ничего нет.
Я широко распахнул глаза, смотрю-смотрю-смотрю… ничего нет, Боже, ничего не вижу. Слушаю – не слышу ничего, ни шепота, ни вздоха.
Серый Властитель немого мира, Боже, чую вокруг себя черных птиц с белыми крылами, черные бабочки из черных цветов черную пьют росу.
Такое горе, Господи, горе такое.
Ни красок, ни звуков, Боже, Боже, ни звуков, ни красок, ни слез.
Молитва бессилия
Ясновельможный Господи Боже. Смешно. Наивно, смешно, наивно, убого, смешно, смешно.
Ясновельможный Господи Боже. Смешно. Невежество в этом, пошлость невежд, не бессилие, нет. Нет, не бессилие, нет.
Как назвать тебя, Ясновельможный, как?
Как назвать Тебя, как?
Я говорю: наивно, убого, по-детски. Я и ребенок, я и Ты. Ребенок, который мной будет, который только не ходит, еще не говорит.
Я говорю: Ты. Как же мне назвать Тебя? Господом? Бога назвал Господом, напишу с большой буквы или найду другую большую букву Б, только для Бога, для Бога. Я обращаюсь к Тебе: Ты, Боже. A недоросль не прочел молитву, потому что человек происходит от обезьяны. Не прочтет молитву, потому что он уже сигареты курит, а человек происходит от обезьяны. Так легко, так по-детски. Боже, мне даже не хватает слов, чтобы назвать даже немощь мою, мне не хватает слов даже назвать бессилие мое. Потому что только немощь моя велика, равна Твоему величию, Ясновельможный. Беспомощное бессилие, немощь, ничтожество. Даже не червяк, даже не муравьишка. Даже не ничто, не ничто. Ничто – велико, а я даже не бесконечно малое нечто, потому что бесконечность велика. Я – обычное что-то там.
Боже, Боже, Боже – и ничего больше. Ни покаяния, ни смирения, только Ты, Ясновельможный Господь Бог. Что-то съежившееся, что-то смиренное, кающееся, корчащееся перед Твоим Величием. Смешное, смешное.
Я не называю Тебя Могущественным, Великим, Бессмертным, потому что это может оскорбить могущественных людей, великих людей, бессмертных людей. Не забывай, Боже, что люди велики и бессмертны. Всмотрись в Землю внимательно, ты же должен ее знать, как же Ты можешь не знать нашу Землю? Она вертится вокруг Солнца. Мудро звучит молитва на неведомом языке. Оле тел солт мин каюсо вит дарту, вак рубо, вак ристе. Кин бра – оле: Оле тел солт, оле дарту мин вак. Ал вит дарту, ал ма васте, оле вит кин.
Я бы выбрал из всех наречий самые странные слова, рассыпал бы их, раскрошил и перемешал, создал бы непонятную молитву для людей и для себя. Оле тел солт, оле вит, э дарту мин вак.
Это ничего не означает, но я не могу иначе, не могу, Ясновельможный Господи Боже. Не могу иначе, не прошу прощения. Не могу иначе, не прошу прощения. Не могу, не раскаиваюсь. Я не могу, а Ты не гневаешься. Я не могу, а Ты не обижаешься. Я не могу – а Ты не покараешь.
Прощают, гневаются и карают люди. А Ты – не человек, Ясновельможный Боже, хотя люди тебя назвали Богом, и каждый для Тебя придумывал свои приношения и воскурения благовоний. Оле дарту, вит тель дарту, оле солт вак сирте бра оль. Почему даже я и тоже уже не ребенок.
