Поистине, он был избран по воле Бога, в которой он сам свидетельство того предопределил, что впоследствии король от людей получил. Был же он муж большого смирения, проницательный в суждении, искренний в речах, твердый в делах, мало алчный, всех королей превзошедший щедростью в дарах, о нравах которого я после более полно расскажу. Все же следует добавить, что никаким образом не могло случиться так, чтобы не сделался первейшим и величайшим тот, кто внутри имел силу величайших добродетелей. Ведь написано же: «Славе предшествует смирение»
[343]. По достоинству впереди славных [людей] этого мира шел тот, кому сопутствовала царица добродетелей. Тогда не было какой-либо силы на земле, способной тому противостоять, кого всемогущий Бог заранее наметил для того, чтобы всеми повелевать.
3. О короновании короля
По завершении выборов короля надлежало проследовать в Майнц, чтобы там святейшее помазание он принял, куда все торопились с величайшим возбуждением. Шли радостные, клирики напевали псалмы, пели миряне – каждый своим способом. Я еще не знал, где столько восхвалений Бог от людей бы принял в один день в одном месте. Если бы Карл Великий
[344] со скипетром в руке вернулся к жизни, народ не был бы столь восторженным, не стал бы более радоваться возвращению того мужа, чем первому прибытию этого короля.
Король прибыл в Майнц, там принятый с должной честью, своего посвящения, всеми желаемого, благочестиво ожидал. К предстоявшему в день рождества святой Марии
[345] благословению они торжественно готовились вместе с архиепископом Майнцским и всем клиром. Посреди священного таинства королевского помазания архиепископ обратился к королю с такой речью: «Всякая проистекающая мирская власть проистекает из одного чистейшего источника. Бывает же, происходит так, что когда многие ручьи возникают из одного начала, то в одно время бывают бурными, в другое – спокойными, главный же источник остается в своей постоянной чистоте. Таким образом, насколько можно осмелиться сравнивать между собой человеческое творение, творца и сотворенного, мы можем говорить о царе бессмертном и о царях земных. Написано же: «Всякая власть от Бога»
[346]. Этот всемогущий царь царей, всякого почета творец и вдохновитель, постольку излил милостью какое-нибудь достоинство на земных князей, поскольку природа князя должна быть ясна и чиста. Когда же он придет к тем, которые недостойно будут обращаться с этим достоинством, осквернят его гордыней, завистью, распутством, алчностью, гневом, несдержанностью, жестокостью, им самим и тем, кто им подчиняется, разве покаянием останется очистить себя [от грехов], чтобы они не испили опасный напиток трудности
[347]. Вся церковь святых взмолится и присоединится к Господу, чтобы достоинство, которое сегодня было предоставлено Богом присутствующему чистейшему господину и нашему королю Конраду, сколь это возможно для человека, сохранилось незапятнанным. С тобой и для тебя, король, мы произносим речь. Господь, который тебя избрал
[348], чтобы ты сделался королем над своим народом, сам захотел прежде тебя испытать и потом возвести на царство: бичует же он всякого, кого принимает; достойным становился тот, кто был наказан; тот, кого он захотел принять
[349]; угодно ему того унизить, кого он задумал возвысить
[350]. Так Бог испытал своего раба Авраама и, испытав, прославил. Так он позволил своему слуге Давиду, который испытал гнев, преследование, несправедливость царя Саула, скрывался в пустынных местах, обратился в бегство, претерпеть изгнание, а после сделал его самым славным царем в Израиле. Блажен тот, кто переносит испытание, потому что этим принимает венец
[351]. Не без причины Бог тебя испытал, чтобы был сладок следовавший тебе плод
[352]. Он позволил тебе милость твоего предшественника, императора Генриха
[353], потерять и вновь ее снискать, чтобы ты знал участь тех несчастных, которые потеряют твою милость. Поступь несправедливости, как ныне ты знаешь, заставляет испытывать сострадание к тем, кто поддерживал беззакония; божественная милость не захотела тебя оставлять без обучения, чтобы после наставлений свыше ты принял христианскую империю. Ты призванный к высшему достоинству викарий Христа. Никто не может быть тому подражателем, разве только истинный господин; необходимо, чтобы на троне этого королевства ты шел к вечной чести. Большое счастье царствовать в мире, большее же – торжествовать на небесах. Когда же Бог от тебя многого требует, он более всего желает, чтобы ты устраивал правосудие и справедливость
[354], равно как и мир отечеству, которое всегда взирало на тебя, чтобы ты сделался защитником церквей и клириков, опекуном вдов и сирот: с этими и другими добрыми делами упрочится твой трон отныне и навек. И теперь, господин король, вся святая церковь вместе с нами просит милости твоей для тех людей, которые против тебя до сих пор замышляли и вследствие какого-либо оскорбления твою милость потеряли. Среди них есть один знатный человек, по имени Оттон, который возбуждал твое неудовольствие: мы просим твоей милости за него и всех остальных, чтобы ты даровал им прощения, ради милости Господа, каковая тебя ныне превратила в другого мужа [74] и сделала соучастником ее воли [75], поскольку он сам тебе за все твои проступки сочтет подобающим отплатить той же самой участью».
На эту речь король, движимый состраданием, вздохнул и вслед за тем, чему верить можно, разразился слезами. Потом, так как епископы и герцоги вместе со всем народом настаивали, простил всех, кто оставались его врагами.
На это весь народ радостно взирал,
Каждый из-за проявления королевского милосердия от счастья рыдал;
Лишь железный человек не смог бы зарыдать,
Когда столько виноватых простила такая власть.
И хотя он мог бы отомстить за свои обиды, если бы никогда не стал королем, все же из-за [обретения] такой власти он не сохранил никакой надежды на какую-либо месть. После того как самым подобающим образом завершилось богослужение и королевское посвящение, король вышел. И так же, как мы читаем о царе Сауле, что почти на голову выше остальных ростом стал [76], так и в этом короле некая, прежде не виданная внешность, словно преобразилась в радостном лице, когда в сопровождении священнослужителей достойной поступью он возвратился в спальню. Отправившись оттуда к королевской трапезе, впервые приняв в тот день королевский облик, он провел его самым подобающим образом.