Мужчины не повели на меня даже глазом, один говорил
значительно, с сильным юсовским акцентом:
– Так мы рассчитываем на вас, мистер… Майданофф, да?
Майданов блеял нечто, я сумел разобрать только, что, мол,
раз уж так получилось, то что ж делать, у всех же семьи, родители, для них
удар, родители тоже люди…
Второй мужчина придержал двери лифта, спросил нетерпеливо:
– Так мы едем?
– Да, – ответил первый. Он покровительственно
кивнул Майданову: – До свиданья! Я вижу, вы настоящий гражданин
демократического мира…
Двери лифта за ними задвинулись. Я закончил открывать один
замок, выловил второй ключ, спросил глухо:
– Что, приходили откупаться?
Анна Павловна посмотрела на меня виновато и пропала в
глубине квартиры. Майданов суетливо развел руками:
– Да, да… Они не такие уж и звери, вполне
интеллигентные люди!.. Один даже Плутарха цитировал, а мы все – бивисы,
бивисы!..
– И что вы сказали? – спросил я, а на душе
становилось все горше.
Майданов виновато развел руками:
– Но что я мог сказать? Ведь уже все свершилось,
обратно время не вернешь. К счастью, в посольство как раз прибыла инспекция.
Тем солдатам грозит выговор, а это подпортит личное дело. Вот эти и просили не
подавать в суд…
Я удивился:
– В суд?..
– Ну да…
– А что суд может сделать?
Майданов снова пожал плечами, снова раскинул руки, потом
виновато сунул ладони под мышки.
– Ничего, но с инспекцией – журналисты. Им хоть о
чем-то, да написать. Раздуют, а это отразится на имидже всей американской
армии. Ведь их войска теперь уже в ста двадцати странах мира. Словом, эти
уговаривали делу ход не давать. Принесли деньги, обещали помощь.
Анна Павловна высунулась из-за спины мужа, всхлипнула,
сказала виноватой скороговоркой:
– Сказали, что суд все равно ничего не докажет. Второй
солдат участия не принимал, а только один… Марьяна это мне сама сказала,
экспертиза подтвердила. Адвокат будет доказывать, что это наша девочка их
соблазняла, приставала. И что все было по согласию, а потом она ушла, и где еще
шлялась, и кто ее избил – они знать не знают!
– Сволочи, – сказал я с ненавистью. –
Сволочи! Так чего же засуетились?.. Ах да, огласки боятся… Понятно, почему…
– Почему? – спросил Майданов немедленно.
– Да вы ни при чем… Они просят у Китая разрешения
основать базу на их территории! Очень настойчиво просят. Но в Китае, как и
везде, уже все знают, что суды на оккупированных землях против юсовцев вердикт
не вынесут…
Второй замок щелкнул, я начал открывать дверь. Майданов с
облегчением втянулся в свою прихожую. Я спросил раньше, чем он закрылся:
– А вы… что, взяли?
Он заколебался, ответил торопливым шепотом, опустив глаза:
– Бравлин, первым моим движением… что понятно!.. было
бросить их поганые доллары им в лицо! В лица, простите… Не было еще такого,
чтобы русского интеллигента вот так… Но, с другой стороны, у того парня дома
родители, отец и мать… Каково им услышать такое о своем сыне?.. Просто
милосердие, обыкновенное милосердие, так свойственное нашему народу и особенно
культивируемое в нашей интеллигентной среде!..
Я спросил зло, хотя и чувствовал, что этого не стоит делать:
– Но деньги все-таки взяли?
– Что деньги? – ответил он еще тише. – Деньги
всего лишь эквивалент труда, а труд – всегда почетен. Лучше я истрачу их на
лекарства… а что останется – на книги, чем они просадят в казино. Извините,
Бравлин, жена зовет…
Я успел увидеть его красное от стыда лицо. Дверь
захлопнулась, загремели засовы. Я тяжело протащился через прихожую, сбросил
рубашку и долго сидел на кухне, не в силах даже поставить чайник.
Глава 5
Час до Шереметьева, четыре часа на лайнере, полчаса на
«газике», еще около часа на гремящем, как камнедробилка прямо в черепе,
вертолете. Меня высадили на раскисшую от проливных дождей землю чуть ли не в
самом центре сибирской тайги. Пригнувшись, я отбежал подальше. В вертолет
что-то погрузили, он так тяжело оторвался от земли, словно стартовал с Юпитера.
Ко мне быстро подошел коренастый мужчина в оранжевом комбинезоне и с большими
буквами на груди «МЧС». Дождь уже затих, но капли воды все еще блестели на лице
и одежде.
Я видел, как открывается и закрывается рот, но ничего не
слышал. Он догадался, приблизил губы к моему уху и прокричал громче:
– Бравлин?
Я судорожно закивал. Он прокричал:
– Скоро пройдет!.. Что ж вас не предупредили, чтоб
заглушки в уши? Эх, дикари!.. Ладно, приступайте!
На вершине невысокой сопки, где мы стояли, деревья уже
спилили. Спилили и растащили в стороны, устраивая площадку для посадки
вертолетов, не все же такие орлы, чтобы по линю вниз, но дальше, сколько я ни
оглядывался, во все стороны только темно-зеленая холмистая равнина. Только
холмы – это сопки, что прижаты тесно одна к другой, а зелень – вековая
непролазная тайга, завалы на каждом шагу. Тысячи деревьев только ждут прикосновения,
чтобы с ужасающим грохотом повалиться и повалить еще с десяток других, молодых
и здоровых, после чего будет еще один завал, а вывернутые из земли вздыбленные
корни, похожие на огромных змей, напугают и остановят кого угодно.
Катастрофа разбросала остатки самолета на десятки
километров. Дремучая тайга, где не ступала нога человека, буреломы, ручьи,
крутые сопки, камни, щели… Здесь нет квадратного метра ровной земли, здесь
сопка жмется к сопке, все карабкаются по косогорам, везде из темно-зеленой чащи
поднимаются сизые дымки, но то ли догорают части самолета, раскиданные
чудовищным взрывом, то ли сами спасатели, что работают здесь уже второй день,
развели костры, чтобы обсушиться и согреться.
Последние трое суток здесь шел проливной дождь. Сейчас, к
счастью, прекратился, но земля там, внизу, превратилась в болото. В распадках
шумят ручьи, несут мусор, издохших зверьков и трупики птиц.
Самолет взорвался на большой высоте. Обломки, естественно,
разбросало на огромное расстояние. Но если у нас еще оставались шансы найти
хотя бы черный ящик, то от тел семидесяти пассажиров и пяти – экипажа пока
удалось найти малые фрагменты костей. Удачей стала находка почти уцелевшего
черепа, застрял в развилке дерева. По нему сразу установили, чей – Пилипенко
Степан Антонович, тут же сообщили о находке, а через день сюда сообщили, что
летит родня. Правительство выделило для них специальный рейс, потом
зафрахтовало вертолет, и теперь в полевом городке добавилось трое постоянно
плачущих женщин: мать, жена и дочь. Они не хотели улетать, пока не отыщут
остальные части тела.
