– Ты прямо вулкан с идеями, – сказал я искренне.
Про себя додумал, что вулканы полезного пока еще ничего не сделали, но вслух
добавил: – Триста миллионов?.. А на следующий?
– В следующем квартале, – сообщил он
ликующе, – уже пятьсот!.. Полмиллиардика, здорово?.. Мы здесь выстроим
настоящий город!.. Я вообще планирую восстановить древние традиции бальзамирования,
мол, больше уважения к предкам! А это еще один комбинат по ритуальным услугам,
пара тысяч новых сотрудников, лаборатории, свой заводик, а то и техникум по
выпуску лиц… ну, нашей профессии! Нам будут нужны люди с высшим образованием и
высоким профессионализмом!
На десятки километров во все стороны расстилалась прекрасная
равнина, кое-где прерываемая густыми дубовыми рощами. Я даже видел, где бьют
родники, где сразу уходят в землю, где текут бурными ручьями. Все эти рощи под
корень, пни придется выкорчевать, а землю утрамбовать и заасфальтировать, чтобы
торжественную тишину среди будущих могил не нарушал легкомысленный шелест
листвы или веселый щебет птиц.
– Да, – сказал я искренне, – это размах!..
Да, здесь работа предстоит очень серьезная. Очень.
– Ты над этим тоже подумай, – попросил он. –
Говорят, ты у них не просто юрист, а что-то вроде Нострадамуса?..
Предсказываешь, куда бабки вкладывать, а откуда лучше забрать поскорее?
– Мы все Пострадамусы, – ответил я, – такое
настрадамусаем…
– Я тоже, – согласился он, – Пострадамус…
Очень умный, но – потом… Мол, я ж говорил, я ж предупреждал, я ж подсказывал!..
Нострадамус на лестнице… Но ты подумай, хорошо?
– Подумаю, – пообещал я.
Мысль уже пришла, но настолько страшная, отвратительная, что
для того, чтобы ее принять, надо было стать уже не человеком… И тогда это
станет просто и правильно.
Глава 6
Бумаги я подписал, местность осмотрел, так что если
попробуют поймать на горячем, отбрешусь. Все видел, на кладбище был,
познакомился не только с документами, но и с территорией, что под расширение
кладбища и новый комбинат ритуальных услуг, оснащенный по самому передовому
слову науки и техники. И куда постараются привлечь специалистов высшего класса.
Солнце напекает макушку, словно утеряло календарь, ведь уже осень,
пора бы и посдержаннее, посдержаннее. Я покинул кладбище, за это время солнце
сдвинулось, мой «фордик» под прямыми лучами накалился, хоть перекрашивай в
белый цвет, а от кладбища он метнулся с такой готовностью, словно и сам
страшился оказаться в одной из могилок.
Я ехал бездумно, останавливался перед красным светом,
поворачивал, уступал дорогу «Скорым» и патрульным, а когда съехал в правый ряд
и начал припарковываться, вздрогнул и осмотрелся: где это я? Понял, и теплая
грустная волна окатила с головы до ног. «Форд» пискнул вслед, мол, иди,
развлекайся, никому не дам вломиться.
Я толкнул дверь, вошел, замедленно огляделся. Из двенадцати
столиков только три заняты, зал пуст, да еще четверо веселых парней и одна
девушка пьют прямо у стойки. Золотистая струя красиво бьет в классические
пивные кружки, а не в плод дизайнерских поисков из тонкого стекла. Рядом на
стойке уже отстаиваются четыре кружки, пена оседает медленно, нехотя,
демонстрируя качество пива.
Молодой официант проследил, как я медленно пробрался к тому
столу, где мы сидели в прошлый раз, выждал, принес меню.
– Два пива, – сказал я. – И… креветки.
– Есть свежие раки, – сообщил он.
– Креветки, – повторил я и зачем-то добавил: – В
прошлый раз были креветки…
Вот за тем столом, ближе к окну, она сидела. Я видел ее
коротко остриженную головку, иногда даже слышал смех, голос, постоянно
заглушаемый пьяными голосами ее приятелей. Внезапно ощутил растущую неприязнь
ко всем этим беззаботным парням, а потом неприязнь быстро перешла в ненависть.
В висках застучало, кровь бросилась в лицо, кожу опалило, как будто заглянул в
пылающую печь. Сейчас бы я всех их просто уничтожил. Без всякой жалости
побросал бы под гусеницы танка. Сволочи, они хватают ее, раздевают, трахают…
Я осушил обе кружки, но облегчения не принесло, тут же
заказал еще две. Черт, обычно пиво расслабляет меня так, что превращаюсь в
медузу, которой все по фигу, а сейчас я как граната с выдернутой чекой.
Сердце сладко заныло. За тем столиком двигались призрачные
тени, потом я увидел, как Таня поднялась и пошла в сторону туалета. Остальные
галдели, перебивали друг друга, а она шла между столиками, удалялась. Я видел,
как она прошла через закрытую дверь туалета.
Ноги мои воздели меня сами по себе, по собственной воле. Я
двинулся, как сомнамбула, добрался до туалета. Пальцы задержались на дверной
ручке, я представил себе ряд унитазов, Таня на среднем…
Отворил, в глаза сверкнуло чистотой и блистающей белизной. В
зеркале отразилась моя вытянувшаяся физиономия.
Я машинально сел на тот же унитаз, скосил глаза и как воочию
увидел ее рядом. Она смотрела серьезно и сосредоточенно, меня не замечала.
– Таня, – шепнул я одними губами.
Она медленно повернула голову. Я видел белые изразцовые
плитки, что просвечивают сквозь нее, но сейчас реальна только она, а не весь
этот мир. И ее бесконечно милое лицо.
– Привет, – ответила она молча.
– Я не знаю, – сказал я, – что со мной
происходит…
– А что происходит?
– Не знаю. Какой-то сдвиг в ненормальность. Я уже
начинаю с тобой разговаривать… В сибирской тайге говорил, в самолете видел тебя
среди облаков, снишься всю ночь…
– Ничего, – ответила она серьезно, – «Тайд»
все отстирает. Но ты… приходи сюда еще.
Лестница вывела на просторнейший балкон, посредине белый как
снег стол, несколько кресел, но я сразу подошел к ограждению из толстых
железных прутьев, сверху узкие перила из дерева. Так хорошо опереться и
посмотреть не просто вдаль, а вниз, на мелкие игрушечные машины, смешные
приплюснутые фигурки крохотных людей. Легкое приятное головокружение
напоминает, что слишком перевешиваться через перила – чревато, лучше смотреть
вот так в сторону горизонта. Чувствуешь себя повелителем, глядящим на свой мир
с высокой башни, выстроенной для тебя твоим же повелением.
Внизу теплый летний воздух, вон там, далеко внизу, прямо на
газоне переносная шашлычная. Там запах жареного мяса, специй, еще дальше –
зеленая решетка временного базара для продажи арбузов, дынь. Там тоже всегда
сладковато-восточный запах, тонкий, изысканный, напоминающий про Али-Бабу,
Синдбада с его Шахерезадой. Там аромат свежих овощей, яблок, лимонов, но здесь
чистый прохладный воздух, почти горный, сюда не достигают запахи бензина,
разогретого асфальта.
По дополнительному балкону с выходом на лестницу, как уже
говорил, на каждые четыре квартиры, но только у нас за роскошным белым столом
собираемся, пьем чай, перемываем кости, делая вид, что беседуем на разные
возвышенные темы, поглядываем через перила на расстилающийся внизу огромный,
сверкающий огнями город… Наш этаж сравнительно благополучен, а вообще по дому
продолжаются обмены, переезды, съезды, размены. Тремя этажами ниже, в
результате разводов и разъездов, образовалась настоящая коммуналка со всеми ее
мерзостями, на пятом этаже обосновались какие-то черные из Средней Азии,
навезли кучу родни, детей, оттуда плохо пахнет. Дети визжат и размалевывают
стены гадостями, помои льют прямо из окон.
