– Ну-ну, – сказала она весело.
– Но я люблю тебя.
Она некоторое время ждала продолжения, я смотрел серьезно,
молчал. Она сказала легко, щебечущим голосом:
– Я тоже.
Я заставил себя улыбнуться.
– Вот видишь, мы с тобой солидарны! Оба любим тебя.
Она поняла, засмеялась.
– Это хорошо! Я себя в самом деле люблю. А как иначе? Это
важно для цвета лица. Но почему-то я и к тебе, Бравлин, очень даже не
равнодушна.
Я вспомнил, как приходил изо дня в день в то кафе, и как,
оказывается, она тоже садилась на мое место. Сердечная мышца сжалась, я
чувствовал, как кровь отхлынула от головы и пошла горячим водопадом вниз.
– Я тебя очень люблю, Таня, – шепнул в розовое
ухо. – Я так тебя люблю… что во мне все трещит и рвется… в поисках особых
слов!.. но их нет, а теми, что есть, не выразить и сотой доли того, что во мне,
как толстый сом, барахтается в тине сердца… Да что там сотой доли – ничего не
выразить!
Она засмеялась немножко громче и резче, чем в прошлый раз:
– Щас все выразишь!.. Вон ты уже снова готов,
молодец!..
– Ох, Таня…
– Залезай, – скомандовала она. – Только плечи
сильно не мни, у меня открытое платье.
Она лежала на спине, раскинув руки и раздвинув ноги. Лицо
бледное, черты заострились, словно исхудала за это время, глаза смотрели в
потолок. Я навис над нею, тонкие руки обхватили меня с такой силой, что я
охнул. Ее ноги сомкнулись на моей пояснице, мы сплелись в одно существо, я снял
путы со зверя в себе, выпустил на волю скота, и мощное наслаждение тугими
волнами пошло в мое разгоряченное тело.
Потом мы лежали бок о бок, дышали тяжело, молчали. Странный
оргазм, раньше они все в одном диапазоне – плюс-минус одна килотонна, но этот
усилен совсем из другой области: я не трахал очередную самку, а пытался слиться
с нею в одно существо, впитать ее в себя, а самому до неистовства жаждалось
проникнуть во все ее клетки, нейроны, в ДНК, быть везде, где она, чтобы
оберегать, спасать, любить, лелеять, чесать ей спинку, ковыряться в ушах,
задействовать эрогенные зоны, охранять от обид и падающих зданий, летящих ракет
и неустроенности мира, делать для нее все-все, чтобы всегда была счастлива…
– Оставайся, – сказал я.
Она лежала неподвижно.
– Ты о чем? – поинтересовалась медленно.
Сердце мое сжалось в ожидании беды.
– Таня, я люблю тебя.
– Я тоже… ха-ха, и себя тоже.
– Таня, я серьезно. Я с ужасом думаю, что вот ты
встанешь и уйдешь… в то место, которое называешь домом.
Она сказала тихо:
– Но ведь там в самом деле мой дом.
– Таня, а где мой?
Она не поняла или сделала вид, что не поняла, сказала с
удивлением:
– Разве не здесь прописан?.. Или ты утерял паспорт?
– Отныне мой дом там, где ты, – сказал я
серьезно. – Таня, я хочу, чтобы мы жили вместе. Может быть, тебе больше
никуда не ходить?
Она приподнялась на локте. Маленькие груди чуть сдвинулись
вниз. Большие карие глаза смотрели с участием и глубокой симпатией.
– Бравлин… ты даже не поинтересовался, как я живу!
– Как ты живешь, Таня? – спросил я
послушно. – Как ты живешь, без меня?
Она огрызнулась:
– Ты еще спроси, почему я жива без тебя!.. Без тебя я
еще не жила, не знаю. А вообще-то живу… как все живут. Хорошо, можно сказать! У
меня хороший любящий муж, у меня хорошая умненькая дочь. Ей пять лет, но уже
можно отдавать в первый класс… Да, вот такая умненькая! В маму. У меня хорошие
друзья. Тоже умные, без материальных или жилищных проблем. Разные хобби, отдых
на зарубежных курортах… Если тебе это интересно, то работа у меня тоже просто
супер!
– Да, – согласился я, – то, что возникло
между нами… большая помеха. Обоим! Но это возникло. И потерять такое сокровище…
нет, я ни за что. Я лучше все остальное потеряю.
– А я нет, – отрезала она. – Я не хочу терять
ни того, ни другого! Почему обязательно терять? Человек должен все время
приобретать, обогащаться!
– И быть всесторонне развитым, – сказал я
горько. – Увы, у меня так не получится. Я уже потерял покой и сон, как
говорится. И душевное равновесие. Зато обрел такое, что все перевесило…
– Я тоже обрела, – ответила она. Поспешно
добавила: – Кое-что, кое-что, так что не задавайся. Еще не разобралась!..
Я полежал молча, из меня вырвалось горько:
– Как часто слышу «…мне надо разобраться…»! Как будто в
этом надо разбираться… Как будто в этом можно разобраться. Это надо принимать
как высший дар, что выпадает очень немногим из живущих.
– Чей дар?
– Да мне по фигу, чей. Дар богов или одного Бога,
природы, Провидения, генетического пика. Мне отвалилось такое редчайшее…
особенно по нынешним временам, счастье, что у меня просто руки трясутся от
жадности! Дурак буду, если не ухвачусь…
Даже если пальцы сгорят, подумал вдруг, буду держаться.
Такое счастье выпадает в самом деле все реже. Мир стремительно меняется. В
небытие вообще уходит огромный пласт мировой литературы, где в основе любовь.
Вон Бабурину, а он типичен, уже непонятны терзания Ромео и Джульетты, Тристана
и Изольды, Тахира и Зухры, Безухова и Наташи, Тарзана и Джейн, Маяковского и
Брик, тех двух комсомольцев…
– А это кто такие? – услышал я голос рядом.
Таня приподнялась на локте и с любопытством смотрела мне в
лицо.
– Я что, – пробормотал я, – говорил вслух?
– Шептал, – ответила она язвительно, – да так
нежно…
– В первые годы Советской власти, – объяснил
я, – блистали двое комсомольских деятелей, он и она. Он заболел и умер, а
она, не в силах перенести утрату, застрелилась у его мертвого тела. И хотя
самоубийство по этике комсомольцев – акт трусости, но за их общим гробом шли
все комсомольцы столицы. Сотни девушек рыдали, а парни не могли сдержать скупые
и горючие… да.
Глава 11
В старину дикие предки, лихо закинув каменные топоры на
плечи, провожали своих подруг к родным пещерам. Я усадил Таню на сиденье
справа, не удержался и поцеловал, словно мы в романтической мелодраме. Кто-то
из прохожих на той стороне отпустил грязную шуточку, напоминая, что мы в реале,
к тому же – в России.
По обе стороны медленно поплыли дома. Я вырулил на трассу,
машин в этот час немного, не приходится долго уступать дорогу, но все равно
поехал неспешно, растягивая последние полчаса. На двух перекрестках нас
останавливали патрули, за гаишниками маячат быстро ставшие привычными фигуры в
камуфляжных костюмах, проверили документы. На третьем вообще подвергли обыску,
я открывал багажник, один из патрульных долго водил под днищем длинным сачком с
металлической сеткой.
