– Здорово, – протянул Лютовой. – Не знал. И
где этот суд ныне?
– В Нью-Йорке, – ответил Пригаршин с
вызовом. – Понимаю, что сейчас скажете! Почему Гаагский не в Гааге? Потому
что лучшие в мире адвокаты – в Нью-Йорке. Лучшие юристы, судьи высочайшей
квалификации, беспристрастнейший разбор, безукоризненная подборка присяжных!
Лютовой протянул задумчиво:
– Вот как… Даже не маскируются под гаагские или еще
какие конвенции. Впрочем, сейчас это незачем. Юсовский обыватель жаждет видеть
свою силу… и видеть, что все ее видят. Значит, вы подали в суд на кого-то из
наших?
– Скорее, ваших, – отпарировал Пригаршин. –
На человека, который тормозит наступление общечеловеческих ценностей… Но его
судьба неважна. Здесь главное, что будет вынесено решение и частное
определение, что прогремит как гром по всей России…
Он говорил горячо, убежденно, глаза горели, а лицо
светилось, как будто внутри черепа горела свеча. Лютовой слушал внимательно, но
лицо потемнело, глаза ввалились, а кожа на скулах заострилась. Лицо стало злым
и неприятным. Если бы писать с них картину о столкновении Добра и Зла, то никто
бы не усомнился, кто из этих двух на чьей стороне.
Он работает менеджером в юридическом бизнесе, что уже по
определению выводит его из числа подозреваемых в причастности к экстремистам.
Юса – рай для юристов, там это наиболее уважаемая часть населения, наиболее
богатая и влиятельная. Юристы всего мира с завистью смотрят на Юсу, потому их
оптом можно зачислять в ревностные сторонники Юсы. К тому же Лютовой неплохой
менеджер, очень неплохой, что вдвойне делает его лояльным к США. А его критика
действий оккупационных властей, понятно, не больше, чем разминка ума, который к
истине идет от противного…
Но если идти от противного, вспомнил я расхожую шутку, можно
прийти к очень противному.
Майданов посмотрел на часы, исчез. Мы не успели наполнить по
новой, как вернулся, доложил с готовностью:
– Сегодня сводка на диво мирная! Взорвано шесть машин,
семь человек погибли, девять ранены. Еще пятеро убиты в квартирах. Следов
ограбления или изнасилования нет. В квартирах тех пятерых оставлены две буквы
«СК».
Бабурин хмыкнул:
– Вот теперь правильно!
– Что?
– А что теперь эти новости в конце. Раньше давали в
самом начале. А теперь сперва дают обычное: президент сходил, президент принял,
президент пукнул… а эти крутейшие новости рядом с футболом. Вообще-то лихие
парни эти эрэнешники! Их ловят, арестовывают… а они все откуда-то берутся!
– Фанатики, – сказал Майданов с отвращением.
– Патриоты, – возразил Лютовой. – Казацкому
роду нет переводу!.. Каждый год школу заканчивает несколько миллионов человек.
Почему вы думаете, что все будут колабами или равнодушными?
Майданов сказал раздраженно:
– Молодежи свойственны жертвенность и высокие порывы,
но нельзя же этим пользоваться!.. Это, простите, безнравственно!..
Лютовой спросил медленно:
– Почему?
– Да потому!
– Кто-то сидит в тепле и уюте, направляет, использует
их в своих собственных интересах, а эти молодые гибнут… А вы как думаете,
Бравлин?
Я вздрогнул, в мыслях я сейчас шел с Таней по усыпанному
золотыми листьями парку. Говорил, говорил, хватал ее на руки и нес, прижимал
спиной к деревьям и целовал ее щеки, лоб, нос, губы…
– Вы это серьезно? – спросил я.
– Что?
– Ну, насчет «пойди и сам взорви колаба», «пойди и сам
кинься под танк»…
Майданов ощутил ловушку, но уже не мог остановиться, на него
с ожиданием смотрел даже Бабурин, ответил с вызовом:
– Конечно! Тот, кто посылает молодежь под танк, не
должен отсиживаться в кабинетах!.. Должен и сам…
Он запнулся. Лютовой нагло ухмылялся. Что-то уловил даже
Бабурин, заинтересованно поглядывал на одного, на другого.
– Если бы мы вас не знали, – сказал я, – как
доброго и честнейшего… э-э… интеллигента, то заподозрили бы в… нет, лучше
промолчу. То есть вы считаете правильным, что генерал, который руководит
войсками, координирует деятельность разных подразделений, отвечает за оборону…
или наступление по целому фронту… вы считаете, что этот генерал обязан взять
гранаты, пойти с первым же подразделением и… обязательно погибнуть, так как в
боях, выполняя его приказы, обязательно гибнут люди?..
Лютовой сказал с насмешкой:
– Андрей Палиевич, признайтесь, вы колаб?.. Мы никому
не скажем. Хорошо работается на юсовцев? Сколько получаете?
Тон его ясно говорил, что шутит, но Майданов покраснел до
корней волос, отшатнулся, словно под носом оказалась гадюка с разинутой пастью,
замахал руками:
– Как вы… как вы можете?.. Что за подозрения?.. Я
только говорил, что нельзя… я бы не смог вот так…
– Полководец всегда в безопасном бункере, – сказал
Лютовой, – чтобы гибель не внесла смятение в ряды войск!.. Да, он посылает
на смерть… а как выиграть большую битву? Он может даже сознательно послать
малый отряд на верную гибель, чтобы позволить большому незаметно пройти в тыл и
разгромить врага наголову!
Он горячился, тоже то краснел, то бледнел. В глазах боль, я
его не понимал, слишком принимает близко к сердцу, словно кто-то из близких в
рядах этой странной и загадочной РНЕ, что была презираема в предыдущую эпоху, а
со дня высадки юсовцев в один день превратилась в питомник для героев.
Вообще-то, по-моему, Лютового еще не взяли под арест лишь потому, что слишком
открыто высказывает симпатии РНЕ. Так говорят только безответственные болтуны,
далекие от каких-то групп. Всякий же понимает, что настоящий боевик маскируется
под благонамеренного гражданина, а то и под колаба, прилюдно расхваливает
политику юсовцев.
Кто ты, Лютовой, мелькнула мысль. Двойной захлест петли? Или
кто болтает – тот не опасен?..
– Все равно, – сказал Майданов упрямо, – я не
верю даже в то, что РНЕ сможет что-то сделать с этой мощью. Только напрасно
бросает в топку жизни молодых людей… Вы со мной не согласны, Бравлин?
Я развел руками:
– Как ни странно, но… сможет. На волне такого подъема –
сможет. Россия – что пружина… надавив на нее с такой силой… вы понимаете… Так
что подъем национального духа вполне способен вышибить юсовцев с наших земель.
Они ведь не смогут уничтожить местное население… под корень? Те же союзники
забеспокоятся. Так что РНЕ вполне способна взять власть в такой ситуации.
Другое дело, что на волне подъема национального духа не поднять экономику. А
это значит, снова скатиться в страшную дыру нищеты и разрухи…
Лютовой сказал раздраженно:
– Что-то не то говорите! Разве Гитлер, придя к власти,
не поднял экономику нищей и разоренной Германии до высот? Германия стала
богатейшей страной Европы!
