Впрочем, пусть. Мы в тот раз покончили с тем гнездом дряни,
той всемирной помойкой, покончим и с нынешней. Надо только поменьше увязать в
привычных спорах и рассуждениях о выходе из кризиса, об особом пути России, о
разных моделях развития. Да, я все разрабатываю свою идею, небывалую и
грандиозную, дикую и безумную… но когда смотрю на мир, то еще и думаю, а
достаточно ли безумная, чтобы соответствовать безумности мира? Никому и никогда
эта идея не приходила в голову, как и мне, но теперь она кажется настолько
очевидной, что я не понимаю, как это о ней не кричат на каждом шагу как об
идее, что спасет человечество?
Перед сном отправил открытку по емэйлу, выбрав из пяти
миллионов самую подходящую, с ангелочком, похожим на нее. Таня ответила тут же,
словно ее комп включен, или же получает на мобильник. Восхитившись, я полазил
по сайтам еще, выбрал с музыкалкой, малость одизайнил в Web-мастере, скинул по
мылу снова. Таня на другом конце Москвы, берет жуть, ведь мог ее не встретить.
Тут люди живут в одном доме всю жизнь и не видят друг друга, полно историй, как
парень и девушка познакомились по Интернету, год переписывались, потом решили
встретиться в реале, и оказалось, что живут не только в одном доме, но даже в
одном подъезде!
Так мы обменивались емэйлами, смешными рисунками и фото два
целых дня, после чего я взвыл и отстучал короткое послание: «Помру, если не
увижу сегодня же…», на что пришел короткий ответ: «Я думала, ты никогда этого
не скажешь! Жду возле моего дома. Через час».
Я взглянул на часы, но только, чтобы засечь время, перед
глазами замелькало. Я обнаружил, что уже бегу по коридору, врываюсь в лифт, жму
на кнопки, сердце колотится, наконец лифт остановился, дальше пробежка вдоль
тротуара, мой «Форд»… ах, черт, я же отогнал его в гараж, это еще десять минут!
По пандусу я съехал, сдерживаясь изо всех сил, но в глазах
охранника заметил удивление: чересчур быстро, но не автогонщик же, чтобы так
лихачить. Шлагбаум поднялся, я выметнулся на шоссе, подрезав голубой «Рено»,
пошел по крайней левой полосе, в висках стучит мысль: только бы не задержали,
только бы не снова эта канитель с проверками!
За полчаса езды до ее микрорайона сказал громко:
– Таня!
В мобильнике, укрепленном на подставке, пошло легкое
потрескивание. Номер ее телефона набирался особенно музыкально, только чересчур
медленно, затем два гудка, щелчок, следом прозвучал ее чистый божественный
голос:
– Алло?
– Таня, – выкрикнул я, – я уже на Варшавке!..
Буду возле твоего дома через полчаса!.. Даже через двадцать пять минут.
Выйдешь?
– Да, – послышался ее голос, – да, конечно…
Мне показалось, что звучат еще голоса. Кажется один из них –
мужской, но впереди на трассе маячат то и дело вооруженные патрули,
всматриваются во всех и каждого, мимо них положено проезжать на пониженной
скорости, если потянусь за мобильником, тут же остановят, криминал, штрафом не
отделаешься. Я стиснул зубы и ехал, поглядывая на спидометр, нельзя гнать,
бывали случаи, что чересчур подозрительные патрульные открывали огонь по
колесам.
Показалось или почудился ее вскрик и звук, похожий на
пощечину?
В глазах красный туман, дома покачиваются, а светящиеся шары
фонарей перестали сливаться в огненную полосу, раздробились и застыли. Я
остановил машину возле бровки, сердце колотится, на лбу испарина, вывалился,
как мешок, поспешно двинулся к ее дому.
Здание огромное, как деревянная декорация, лишь два-три окна
еще светятся, остальные смотрят пустыми черными провалами. Мимо запертого
магазина протащился бомж, заглянул на ходу в мусорный ящик, я видел, как
блеснула в тусклом свете фонаря бутылка зеленого стекла. За бомжом плетется
тощая облезлая собака, явно рассчитывая, что человек достанет из слишком
высокого для нее железного ящика корку хлеба.
Я шагнул в тень между двумя домами, ее дом – следующий, в
темноте на детской площадке слышится смех, вспыхивают огоньки сигарет.
Дверь подъезда дома Тани распахнулась. Мое сердце радостно
екнуло, но вывалился громадный мужик, свет из окон упал на его нечесаную
голову, похожую на гриву льва. Заплетаясь ногами, он спустился по ступенькам и
пошел мне навстречу. Душа моя сжалась, я замедлил шаг, начал подаваться с
сторону, не хочется столкнуться с таким айсбергом. Да и заденет – мало не
покажется. Если и вымирает русский народ, то не мельчает, не мельчает.
Я почти прошел мимо, как его громадная рука словно
выстрелила китобойным гарпуном. Острые цепкие пальцы впились в плечо. Меня
подняло, будто лебедкой. Мужик огромен и страшен, голова как котел, в плечах
косая сажень, а под неопрятным салом чувствуются толстые мускулы.
– Что вы хотите? – проблеял я.
Он тряхнул меня, маленькие глазки заблестели, видя, как я
скривился от боли. Его рука толще моей ноги, хотя и я не совсем хиляк, но это
вовсе чудовище…
– Посмотреть на соплю, – проревел он сипло. На
меня пахнуло гнилью то ли из желудка, то ли порчеными зубами. – Эта сопля…
эта вот мразь… к Таньке?
– Отпустите, – попросил я. Пугать милицией и
прочими карами таких отморозков бессмысленно, они живут только этим
моментом. – Наши интересы… вроде бы не пересекаются.
Я чувствовал, что говорю низко, подленько, в духе человека,
исповедующего общечеловеческие ценности, мол, от него не убудет, если это мясо
буду трахать и я, зато никаких претензий друг к другу, никаких сложностей, все
упрощено, никто никому ничего не должен…
Он перехватил меня за края рубашки, проревел прямо в лицо:
– Запомни, ублюдок!.. Здесь я ее трахаю!.. Только я!..
Понял?
От гнилых зубов опять пахнуло смрадом. Я пробормотал:
– Да понял, понял…
Он еще раз тряхнул, прорычал:
– Что-то ты больно смирный… Раньше она для случки
выбирала бычков покруче. Я не знаю, кто ее ставит там на работе, но здесь –
только я!.. И я никому не позволю…
Он с силой оттолкнул к стене. Я больно ударился, но
удержался на ногах. Он сволочь, мелькнула мысль, но не последняя – не желает,
чтобы его женщину трахали все. Или просто еще кто-то. Муж – да, понятно, имеет
право, а помимо мужа – только он. А я… что я лепетал с перепугу?..
Меня обдало таким жаром, что я застонал и от стыда закрыл
глаза. Мужик убрал у меня из-под носа громадный кулак, решил, что обделался от
страха.
– Живи, – рыкнул он с явной неохотой. – Твое
счастье, что я трезвый… Убил бы гада!
Я не стал спрашивать, за что. Сам знаю.
– Все-все, – сказал я торопливо. – Ухожу…
– Еще раз увижу, – прорычал мужик, – убью. Понял?..
Просто убью.
Таня вышла через полчаса. Губы распухшие, искусанные, на шее
красуется наглый кровоподтек. Я вышел из-за дальнего угла, помахал ей рукой.
Едва она подошла к машине, поспешно усадил ее на правое сиденье, бегом обогнул
и с невероятным облегчением плюхнулся за руль.
