Она вдруг оборвала смех и посмотрела на меня очень серьезно.
– Бравлин…
– Таня?
– Пойдем обратно.
Я испугался:
– Уже? Тебе нужно домой?
– Нет, – ответила она просто. – В машину.
Я торопливо расплатился, конопатая пожелала нам весело
провести время и приходить еще. Таня ухватила меня за руку, ее пальцы
вздрагивали. Я бережно обнял ее за плечи.
Уже у самой машины я спросил осторожно:
– Может, поехали ко мне?
– Нет, – ответила она тихо. – Мне пора
возвращаться.
Я разложил сиденья, Таня сбросила одежду и протянула ко мне
руки. Сердце мое щемило, в душе разливалась едкая горечь.
В этот раз мы тем более не трахались, а любились, и
мальчишки, заглядывающие в окна, были явно разочарованы и ушли раньше, чем Таня
их заметила.
Глава 13
Изо дня в день я собирал разрозненные фрагменты того, чем
собирался потрясти мир, а себя сделать богатым, и компоновал в новый файл.
Иногда такие удачные мысли приходили в поездке, я их записывал на атласе
Москвы, что у каждого автомобилиста под рукой, на любом подходящем клочке
бумаги, а потом дома долго разбирал каракули и сокращения.
Как-то на второй неделе после свидания с Таней, у меня
теперь все летосчисление идет от встреч с нею, в дверь позвонили. Я посмотрел в
глазок, распахнул дверь. Лютовой стоял с бледным напряженным лицом. Я не успел
раскрыть рот, как он проговорил с тем же напряжением:
– Бравлин, что ж не забираете свою книгу? Пойдемте, я
вам ее уже приготовил.
Слова звучали странно, я захлопнул дверь и пошел за ним.
Дверь квартиры Лютового чуть приоткрыта, оттуда несется ритмичная мелодия «Ирон
Фак», самой популярной на сегодня группы США.
Он закрыл за мной дверь, повел в ванную. Я молчал, чувствуя
тревогу.
– Здесь все защищено от подслушивания, – сказал
Лютовой. – Я знаю, что иду на огромный риск, но… у меня нет другого
выхода.
– Слушаю вас, – проговорил я, чувствуя, что
подписываю себе какой-то приговор.
– Бравлин, – сказал Лютовой, – я давно
присматриваюсь к вам. Вы так же люто ненавидите юсовцев, как и я. Только вы
крайне сдержанны. И еще ничем себя не проявили. Это хорошо…
– До сегодняшнего времени, – сказал я. –
Что-то случилось?
– Сегодня захватили двух террористов, вы слышали в
новостях. К счастью, против нет никаких улик, но к несчастью, на этот раз
юсовцы попали в точку. Это и есть те самые, что… К тому же руководители одного
большого и очень важного для всех отделения. Словом, спасти их может только
одно обстоятельство! Сегодня же кто-то еще совершит такой же точно теракт… Это
сразу снимет с них обвинение.
Я отшатнулся.
– Что? Я?.. Да ни за что!
Он поспешно выставил вперед ладони.
– Тише, говорите тише. Никто не говорит о вас. Есть
человек… Даже не один. Но за ними наверняка слежка. Вам просто нужно зайти в
подъезд одного дома, подняться на этаж и оставить за трубой мусоропровода
оружие… да не гранатомет, как вы уже подумали, а обыкновенный пистолет. Почти
дамский. После чего спокойно уходите, как и пришли.
– Мною даже не заинтересуются?
– Абсолютно! В квартире того человека уже произведено
два обыска. Там оружия нет, знают. Сейчас следят за ним издали. Вернее, за
подъездом его дома. Как только он выйдет, за ним пойдут «хвосты». Но,
во-первых, они не подозревают о подобном запасном варианте, а он будет
вооружен…
Он оборвал себя на полуслове. Глаза его обшаривали мое лицо
с тревогой и надеждой.
– Очень боитесь?
– Очень, – признался я.
– Что делать, Бравлин, – сказал он
умоляюще, – я бы с радостью рискнул бы кем-то другим. Жаль терять такого
соседа… Но у меня нет другого выбора. Вы – последний шанс спасти тех ребят! А
сам я не могу… по очень важным обстоятельствам, поверьте.
Я вспомнил в Интернете и в газетах фотографии террористов,
братьев Варфоломеевых, их лихие налеты, дерзкие теракты, немалая часть Россия
им втайне сочувствует, развел руками:
– Ну… повторите инструкции еще разок.
За пять кварталов шикарный супермаркет, товары на все вкусы,
стоянка запружена, автомобили всех марок, потому я с самым деловым видом
припарковался, вошел в одни двери, отметив камеру фейсконтроля, прошел насквозь
и вышел через складские помещения, где грузчики матерились, затаскивая во вновь
открывшийся отдел мебели громоздкий диван.
Еще два квартала между домами, и начались так называемые
неблагополучные районы. Раньше так назывались места, где живут преимущественно
бывшие уголовники, наркоманы, алкоголики, а теперь – стреляют даже днем.
Ветерок бросил под ноги широкую желтую ленту. Еще не
затоптанную вусмерть, значит – что-то ограждали совсем недавно. Я шагал по
пятнистому, как леопард, тротуару, испещренному черными кляксами от горячего
бензина или напалма, потом асфальт пошел вздыбленный, вспученный. Асфальтовую
ленту перегородила неопрятная груда из битых кирпичей, песка и щебня, торчат
обломки дерева. Я не сразу распознал остатки оконных рам.
Проезжая часть улицы странно пуста, хотя в десяти минутах
отсюда уже негде поставить машину, а на платных за час стоянки дерут
сумасшедшие деньги. На месте следующего дома высится холм битого щебня, тяжелых
блоков, ржавеют остатки арматуры. Это из него на тротуар выперло груду
строительного мусора.
Следующий дом цел, только с выбитыми стеклами. На стене
огромное черное пятно копоти. Вообще-то дом не пострадал, но, понятно,
обрадованные жильцы даже стекла не хотят вставлять, требуют у мэра переселения
в просторные квартиры в элитных домах повышенной комфортности. Ура, взорвали!
Далеко впереди на проезжей части улицы, у самой бровки
чернеет остов легкового автомобиля. Без колес, стекол, искореженный не то
огнем, не то взрывом. В машине что-то нацарапано, но читать не стал, впереди
еще два закопченных, как головешки, дома.
За время, когда я миновал два квартала, проехала только одна
машина. Да и то не простая, а не то «Скорая», не то полицейская. Сейчас ввели
еще один вид полиции, у всех своя форма, свои машины, свои объекты. Машина не
проехала, а пронеслась, похожая больше на броневик, чем даже на полицейский
автомобиль. Похоже, на этой улице им достается…
Ага, вот нужный мне дом. Высотный, этажей не меньше
семнадцати, а подъезд один. На лавочке старушки, на другой парни с девчонками
пьют пиво, двое выделывают коленца на велосипедах, на ходу поднимают на задние
колеса, пугая прохожих.
Дверь здесь с домофоном, но из-за жары распахнута настежь,
консьержка сидит тут же на лавочке. Сердце мое стучало тревожно, я весь взмок,
ноги подкашивались. Каждое мгновение ожидал услышать что-то вроде: «Стой, а ты
куда? Предъяви документы!»
