Если брать по большому счету… а уже пора, пора!.. мы живем в
стремительно объединяющемся мире. И потому мы такие же американцы, как и
какой-нибудь фермер из Джорджии или Оклахомы или слесарь из Детройта. Если не
больше, ибо мы нередко знаем про Америку больше, чем они, родившиеся там и
имеющие право быть избранными в президенты.
Юсовцы по простоте своей раньше уловили общность мира, а мы
слишком интеллигентничали и деликатничали. И вот уже юсовский слесарь указывает
нашему профессору консерватории, как жить и что играть, а мы конфузливо
улыбаемся, сопим в тряпочку. Полноте, мир един! И человечество едино. Мы имеем
такое же точно право указывать юсовцам, как жить, как вот и они или немцы,
французы, папуасы – нам. Это не значит, что мы обязаны тут же выполнить эти
указания, но семья народов есть семья, надо выслушивать и в чем-то немалом
координировать свои действия с остальными членами семьи. И прислушиваться к
советам: жениться или нет на такой-то, вон такой-то говорит, что она храпит во
сне, а такой-то, что она и вовсе стягивает одеяло!
– Бравлин, – окликнул Майданов, – ну что вы
там увидели?.. Это же город, а не благословенная Богом природа!.. Вот приглашу
вас на свою дачу, увидите, как там все по-человечески… то есть, человека совсем
не видно и не слышно, как хорошо!.. Выйдешь в лес, все как миллионы лет, те же
птицы, те же деревья чирикают, никакого вонючего асфальта, никаких смердящих
бензином машин…
– Назад, в пещеры, – сказал Лютовой.
– Вперед, в пещеры! – возразил Майданов бодро, но
улыбался и всячески выказывал мимикой, что шутит, чтобы мы не поняли его как-то
иначе. – Может быть, мы где-то пропустили возможность биологической
цивилизации?.. И тогда жили бы, не нарушая ни единого закона?
Лютовой сказал холодновато:
– Есть тысяча способов быть очень дурным человеком, не
нарушая ни одного закона. Так и живут любимые вами юсовцы! Главное, чтобы
адвокат признал их действия правомерными. Или неподсудными.
– Ну что вы все о юсов… тьфу, американцах! –
воскликнул Майданов плачущим голосом. – Не хочу я сегодня о них вообще
слышать! Давайте сегодня обойдемся вообще без политики!
– Давайте, – согласился Лютовой. – Но только
чтобы и она обошлась без нас…
– Да обойдется, обойдется! Уже давно без нас обходится…
Он спохватился, уловив зловещий смысл, который вовсе не
хотел вкладывать в свои мягкие речи, развел руками с виноватой улыбкой:
– Вижу, легче локтем почесать ухо, чем обойтись без
политики. Что за никому не нужная идейность везде и во всем?.. Бравлин, вы чего
молчите?
Я повернулся, выбрал стул, чтобы видеть ночное небо из-за
барьера.
– Мда… А ведь раньше слово «безыдейный» означало
ругательство! Кто-нибудь помнит? Так можно было назвать только ничтожнейшего
человека, который ни за красных, ни за белых, ни за зеленых, ни даже за голубых
– только ест, пьет, служит, оттягивается, балдеет, расслабляется… То есть
сейчас такие практически все. Ничтожества, если говорить прямо… Я уверен, что
наш милейший Андрей Палиевич совсем не то имел в виду, когда говорил о ненужной
идейности… Ведь верно же, Андрей Палиевич?
Они слушали с отвисшими челюстями, ибо я влупил жестко, без
привычной раскачки за мирным чаепитием, но в конце дал возможность сделать вид,
что я размазал по бетонной стене здания совсем других, неких плохих и безыдейных.
– Да-да, – сказал Майданов торопливо, он отвел
глаза, пожал плечами, развел руками и вообще проделал с десяток разных
телодвижений, – да-да, конечно!.. нам от идейности никуда не уйти, она на
каждом шагу. Идеи гремят на весь мир громче пушек! Принципы одержали больше
побед, чем армии Аттилы или Наполеона… Но нам бы, знаете, идею бы красоты, ибо
еще великий Достоевский сказал, что красота спасет мир…
Бабурин буркнул:
– Пока красота спасет мир, уроды его погубят.
– Да и где ее взять столько? – спросил
Лютовой. – На планете шесть миллиардов… Разве что перебить половину, чтобы
на всех хватило…
Майданов сказал обидчиво:
– Вот вы всегда так! Нет чтобы увеличивать количество
красоты на планете…
Дверь приоткрылась, заглянул Пригаршин:
– Здравствуйте!.. Примете гостя?
– Заходи, – сказал Бабурин жизнерадостно, –
нам, кабанам, все равно, хоть трахаться, хоть чай пить, лишь бы пропотеть…
Давай не отрывайся от коллектива, а отрывайся вместе с нашим дружным
коллективом.
– Мда, – сказал Пригаршин, – вижу, не всегда
шутки, как и идеи, рождаются в полушариях мозга. У некоторых их заменяют
полушария ягодиц… Какой чай у вас душистый!
– Фирменный, – заявил Майданов довольно. – С
дачи.
– Что, и чай там выращиваете?.. А я думал, только
маковую соломку…
Бабурин бухнул:
– Он коноплю растит на даче, га-га-га!
– Нет, – ответил Майданов Пригаршину, игнорируя
Бабурина, – чай индийский, а вот добавки… Без добавок, это ж как сырое
мясо без соуса, перчика, аджички и даже без соли!
Лютовой смотрел внимательно, глаза холодно поблескивали.
Абсолютно нейтральным голосом поинтересовался:
– И как у вас с судом? Помните, вы собирались подавать
в какой-то международный на Россию?
Пригаршин ответил так же холодновато:
– Не на Россию, а на решение российского суда, которое
меня не устроило.
– Ну и как?
– Приняли удивительно быстро, – ответил
Пригаршин. – Это раньше бы на перекладных, а теперь отослал емэйлом, там
тут же приняли, зарегистрировали. Сейчас мой иск на тщательном изучении!
– Гм… понятно, какое решение они вынесут.
– Я тоже рассчитываю, что оттуда напомнят, что
общечеловеческие ценности – не пустой звук!
Лютовой рассматривал его пристально через стол, глаза были
непроницаемы, а лицо неподвижно.
– А вам не кажется, что это прямая апелляция к врагу?
Пригаршин с надменностью выпрямился.
– Худшие враги нашей страны – ее жители!
– Ну да, – сказал Лютовой, – а вот если бы их
всех извести, а сюда переселить, скажем, юсовцев?
Пригаршин ответил так же холодно:
– Этого не потребуется. Мы изведем всего-навсего
фашистов, патриотов да боевиков из РНЕ, и страна сама станет нормальной
державой, где будут международные законы, международная полиция.
– Спасибо, – сказал Лютовой вежливо.
– Пожалуйста, – ответил Пригаршин с той же
вежливой холодностью.
Майданов захлопотал, заговорил преувеличенно бодро и
радостно, но я перехватил прицельный взгляд Лютового, понял. Этого Лютовой
занес в графу особо вредоносных колабов. Тех самых колабов, которые из
восставшей Венгрии призывали советские танки, из мятежной Чехии просили
вмешательства советских войск, а из Афганистана умоляли о вводе хотя бы
двух-трех танковых дивизий, чтобы удержать свою власть…
