Ну, как когда-то слились поляне, древляне, дреговичи,
кривичи и всякие там чудь и мурома. Что при этом потеряли – не знаем, но что
приобрели – видим. А приобрели немало. Конечно, какое-то время будет
болезненная проблема выработки общего языка… Микропереводчики, вмонтированные
даже в мобильные телефоны и пуговицы, – паллиатив. Решение должно быть таким
же необратимым, как слияние племен в Киевскую Русь и потеря ими самобытности до
такой степени, что теперь уже не различить, кто из нас ведет род от древлян, а
кто от полян.
Конечно, основное столкновение будет английского с языками
китайским и японским. Не только потому, что треть населения планеты говорит на
китайском, но уж очень разная структура языков. Это не русский, что всегда
готов лечь под любого иностранца. С другой стороны, китайцам самим осточертела
древняя иероглифика, из-за которой труднее усваивать передовые технологии
Запада. Все помним, как они из-за сложности иероглифов не могли освоить азбуку
Морзе, телеграфы и прочие чудеса техники…
Интересно, что будет с ивритом? Евреи не захотят сдавать
свой язык. Вернее, не евреи – те сдадут что угодно, а иудеи. Оставят иврит в
качестве священного?
Черт, опять проверка… Мысли выпорхнули как вспугнутые
бабочки. Обычно они у меня выпархивают, как тяжелые гуси, но сейчас даже не
бабочки, а какие-то комары…
– Документы?
– Пожалуйста… Что-то случилось?
За гаишником двое с автоматами, стоят правильно,
профессионально, чтобы не оказаться на линии огня друг друга, в то же время не
задеть гаишника. Тот, немолодой бывалый волк, просмотрел мои бумаги бегло, для
него важнее мой вид, запах, мимика, бегают ли глазки, каким тоном и что говорю.
– Да, – ответил он наконец, – вам придется
сдать взад вон до того поворота. Впереди проезд закрыт.
– Автокатастрофа?
– Можно сказать и так, – ответил он
спокойно. – Взорвали одного. Машина телекомментатора из НТВ.
– Ага, – сказал я и добавил про себя. «Колаб,
известная сволочь».
Гаишник взглянул мне вслед понимающими глазами. Может быть,
я даже пошевелил губами, а они умеют читать и по губам, и по выражению глаз.
У офиса машин немного, я приткнул свою у самого входа.
Охранник посмотрел подозрительно, я сунул ему пропуск. Что делать, охрана у нас
меняется чаще, чем я бываю на службе. Сейчас, когда видеоконференции не вошли в
быт, а вломились, смешно гнуть спину в офисе, когда можно все дома, на диване,
а плоды сбрасывать на сервер по емэйлу.
Верочка, секретарша, вскинула высоко подрезанные брови.
– О, Бравлин!.. А вас уже с неделю разыскивают.
– Кто, шеф?
– Нет, из каких-то международных фондов.
Я насторожился.
– С какой целью?
– Не знаю, – ответила она беспечно. – Шеф
долго упирался, не давал ваши координаты. Боится, что сманят за рубеж. Вы у нас
самый блестящий специалист, хоть и…
Я посмотрел на нее с удивлением. Не думал, что эта все
видавшая куколка умеет смущаться.
– Хоть что?
– Хоть и со странностями, – закончила она с
улыбкой. – Говорят, вы сменили восемь работ и пять профессий, везде успели
блеснуть, вам прочили взлеты… а вы бросали и уходили?.. Что это было, Бравлин?
Неужели женщины? О, это так романтично!
Я не успел ответить, в приемную вошел Лампадин. Можно
сказать, коллега, только из соседнего отдела социального прогнозирования.
Прекрасный костюм от Вовы Гробстера, прическа от Ляли Захерман, улыбка от Дейла
Карнеги, весь лучистый, сияющий, как игрок в покер с хреновыми картами. Приятно
заулыбался, увидев нас, кивнул Верочке, а ко мне обратился
барственно-покровительственно:
– Должен признать, Бравлин, что в прошлом споре вы
все-таки прижали меня к стене!.. Коллеги потом на разборе все разложили по
косточкам, по суставчикам. Я был не прав, обвиняя вас тогда… да-да, не прав.
Я холодно посмотрел на него и повернулся к Верочке:
– Шеф что-то оставлял для меня?
Она вытащила из стола пакет, перевязанный лентой и оклеенный
коричневыми какашками сургуча. Кто-то еще обожает эту архаику. Или уже стар
настолько, что не может перестроиться.
– Просил просмотреть до вечера. Если успеете, то
сбросьте ему краткое резюме… Конечно, закриптограмьте по высшему классу. А с
полным только лично, он Интернету не доверяет…
Лампадин посмотрел на меня несколько растерянно, сказал
снова:
– Бравлин, я приношу свои извинения!
Сказал и умолк, ожидая. Ожидая результата. Сейчас мир должен
рухнуть к его ногам, потрясенный таким поступком. Я даже не повел в его сторону
взглядом, принял пакет, осмотрел. Даже не «прошу принять извинения», а
«приношу», заранее уверенный, что я вот прям щас ахну и начну уверять, что
ничо-ничо, это я сам был малость не прав, погорячился, перегнул и что как
приятно иметь дело с таким вот собеседником…
Он сказал уже нетерпеливее:
– Я сказал, что приношу…
– Я слышал, – прервал я. – Что, обязательно
нужен ответ? Пожалуйста! Не принимаю.
Он опешил.
– Что?
– У вас пробки в ушах? – поинтересовался я. –
Я ответил четко: не принимаю. Извинения ваши не принимаю.
Я говорил холодно, равнодушно, без эмоций. Он опешил еще
больше, смотрел, вытаращив глаза. Торгаш, подумал я с омерзением, юсовский
торгаш. Он мне свои извинения, я же должен в ответ поступиться чем-то своим.
Нормальная сделка с совестью, чисто по-юсовски. Как они в своих фильмах и
сериалах показывают без малейшего стеснения, когда адвокаты, судьи и прокуроры
договариваются еще до заседания, сколько можно скостить, если признаться в
том-то и том-то, а это и вот это переложить на других. Торг поганенький, о
торжестве справедливости нет и речи, но юсовцы даже не понимают всей подлости
таких сделок… И вот сейчас он готов признать себя частично виновным, да и то
косвенно, принося извинения, а я в ответ должен…
– Не принимаю, – повторил я.
Повернулся спиной, в глазах Верочки я тоже прочел
недоумение, но не адвокатом, а мною, моим поступком. Извинения и признания вины
в нашем малодушном мире стали настолько редким поступком, что если кто решится
извиниться, то ему за такое готовы… да что там готовы, по единодушному
общественному мнению, просто обязаны простить все, будь это растление
малолетних, массовые убийства или казнокрадство в особо крупных.
– Передайте шефу, – сказал я Верочке, – что
вечером резюме будет у него на столе. Если, конечно, он еще не забыл, как
включать комп и принтер.
– Я ему все включаю, – ответила Верочка
многозначительно, – и все настраиваю по высшему классу. Не вручную же
такому человеку… набрасывать?
