– Вообще все это не нужно, – сказал я. – Все это тупо, все это бред. Лара нас и так никогда не вломит, я это точно знаю. Если ей это надо было бы, она давно бы это сделала. Я ей доверяю. Я ей верю.
– А я не верю. Как можно доверять человеку, который валится в обморок при виде синего камня? Это же патология...
– Чего?!
Я остановился.
– Синего камня. Здоровенный синий булдон. На яйцо еще похож. Ты у нас, иван, вроде бы по яйцам большой спец, ты должен разбираться...
– Синий камень?!
– Ну да, – кивнул Шнобель. – Синий. Камень такой, в форме яйца. Уникальный, типа, булыжник, рядом с этим, с неандертальцем. Некоторые считают, что это даже метеорит такой, с Марса свалился.
– Он там, на выставке?!
– Ну да, был... Она разглядывала сначала волосана, потом увидела эту каменюку, и сразу хлобысть! Я и говорю, разве можно такой девчонке доверять? Она нас всех вломит, вломит, иван, поверь мне.
– Мне надо уйти, – сказал я. – Давай потом поговорим, а?
Но Шнобель снова поймал меня за рукав.
– Ты куда?
– Говорю, мне надо.
– Тоже на камень хочешь посмотреть? Да что вы такие каменщики-то с Ларой, вы что, в секцию каменотесов записались? Только ничего в этом камне нет, камень как камень...
Я вдруг подумал, что не стоит заострять внимание Шнобеля на этом синем камне. Шнобель умный, начнет интересоваться, залезет в Интернет и наверняка что-нибудь интересное разыщет. А это совсем ни к чему.
– Мне надо к Гобзикову, – сказал я.
– Куда?! – сморщился Шнобель.
– К Гобзикову...
Мне вдруг стало стыдно. За то, что я постеснялся Гобзикова. Я подумал, что это довольно мерзко, стыдится человека. Пусть даже Гобзикова. Стыдно и недостойно себя. Поэтому я повторил твердо:
– Хочу сходить к Гобзикову.
– Ты?! К Гобзикову? – Шнобель остановился. – Ты хочешь сходить к Гобзикову?!
– Да.
Некоторое время мы шагали молча, все ниже спускаясь к воде, так что был слышен ее запах и чувствовался холод.
– А ты Ларе нравишься, – неожиданно сказал Шнобель.
Я промолчал. Мало ли чего разные оверлогеры болтают.
– Ты ей нравишься, говорю, – повторил Шнобель.
– С чего ты взял?
– С того. Я-то знаю. Помнишь, у меня пятерня была на морде?
– Ну?
Мне стало неприятно в животе. Так всегда бывает перед плохой новостью. Тянущее тупое чувство, я даже немного ускорил шаг, мне совершенно не хотелось услышать то, что сейчас должен был услышать.
– Ты знаешь, почему у меня ладонь была на морде? Я просто к Ларке подкатывался. Ты чего-то там тормозил, я подумал, может, мне стоит подкатить. А чего? Указка, конечно, девушка достойная, но я ей в верности не клялся. А Лариска такая... интересная, я тебе говорил уже. Я подошел, ну и это... Короче, прострал руки...
Шнобель захихикал и даже засмущался типа.
– Я, значит, руки, а она мне по морде! Хорошо хоть, нос не сломала. И поэтому я могу заключить, мой дорогой Кокос, что она на тебя эндэ. Неровно дышит. Хи-хи-ка...
Я молчал.
– Да... – мечтательно протянул Шнобель. – Она, конечно, занозная, Чепрятков на нее глаза положил, я тебе уже доносил. Конечно, плохо будет, если Чепрятков прорвется, эта мразь...
– Ты сам мразь, – тихо сказал я.
Вдруг. Взял да и сказал. Почему-то.
– Ну да, мразь, мразь... – согласился Шнобель. – Только ты...
– Ты не понял, Шнобель. Ты мразь.
– Ты чего, Кокос?
Шнобель удивился и даже как-то разобиделся, что ли.
– В третий раз повторю тебе, Шнобель, – ты мразь. Пошел отсюда.
И я от души пнул Шнобеля под зад.
Вот так вот.
Треснул Шнобеля под зад. Тупо, по-детски, наверное, но мне было даже как-то приятно. Я хорошо пнул, с душевной энергией, чтобы больно было, чтобы Шнобель подскочил, кутюрье поганоидный.
И Шнобель подскочил.
И завопил:
– Ты чего?!
Испуганно и с ненавистью.
– Из-за этой девки?
Я снова попробовал пнуть Шнобеля, однако в этот раз Шнобель увернулся.
– Она просто дешевка, – злобно выплюнул Шнобель. – Строит из себя недотрогу... А сама только и думает...
– Завались!
– Ой-ой-ой! – Шнобель рассмеялся. – Мы, типа, ревнуем! Я не могу, какие страсти!
Шнобель смеялся всем туловищем, все его примочки и штучки гремели и позвякивали. Колокольчики. Не люблю колокольчики. И при чем здесь ревность? Я ни к кому не ревную, я вообще холоден, как альпеншток, просто стал уставать от гадов гадских.
– Ты урод, Шнобель, – сказал я.
– А ты такой же, как и эти! – визгнул Шнобель. – Ты тоже дешевка! Связался с говном... а вообще какая прекрасная тройка! Урод, психопатка и дурак! Ты дурак, Кокос, дурак! А знаешь, я тебе нагнал, что ты ей нравишься! Ей нравится этот уродец! Гобзиков! Ты знаешь, красавицам всегда нравятся чудовища! Это такие болезненные страсти...
– Завались.
– А чего завались? Чего завались?! Я, между прочим, видел...
Шнобель резко замолчал.
– Что ты видел? – Я подступил ближе.
– Ничего...
Шнобель разводил меня. Как в какой-нибудь голливудской комедии. Он резко замолчал, чтобы вызвать мой интерес. Я понимал, что Шнобель меня разводит, причем дешево разводит. Это меня бесило, но не развестись я не мог.
Не мог не развестись.
– Что ты видел?! – Я схватил Шнобеля за лацканы его дорогой куртки и прижал к парапету. – Что?
– Я видел, как они целовались. Гобзиков и Лара.
Я понимал, что Шнобель врет. Что он специально это говорит. Чтобы я сорвался.
– В парке, – продолжал Шнобель. – У них любовь, а ты дурак, бегаешь там, как собачка. Они тебя используют, им просто нужен богатый лох. Может, они тебя даже грабануть хотят...
Все было плохо. Очень плохо.
– Не расстраивайся, Кокос. – Шнобель перешел на шепот. – Давай знаешь что сделаем? Давай скажем, что это они Автола шлепануть хотели? Вместе. Гобзиков и Лариска. Так им, не будут целоваться! Ты из-за нее Мамайкину почти бросил, а эта дрянь с Гобзиковым...
Это было уже совсем плохо.
– Врешь.
– Не вру. Они целовались, аж пар из ушей валил!
