– Да я даже не знаю, – смутился я, не ожидая такого поворота, – ведь это же больница…
– Что, сдрейфил?
– Ну ладно, поехали, – махнул я рукой.
Она обычным путем, через дверь, пошла к машине. Мне же предстояло перелезть через те самые ворота… Как только мне это удалось, я увидел, что задняя дверца машины открыта, а Инга занавешивает все окна: ведь я был в больничной робе.
От больницы до дома совсем недалеко: минут пять езды… И вот мы уже подъезжаем к своему подъезду. В следующее мгновение я как-то украдкой, чтобы никто не видел, выскользнул из машины и быстро направился в подъезд, не оглядываясь по сторонам. Инга шла за мной следом, а сама все фыркает – ей смешно! – предвкушая интересные события впереди, когда мама, открыв дверь, неожиданно увидит нас двоих на пороге, Инга скажет: «Вот твой сын, Анна Михайловна, цел и невредим». Как это будет восхитительно! Мама обрадуется и удивится… Ну как в этом поступке не узнать Ингу? Невольно вспомнишь слова старой ее учительницы: «Она у вас просто вожак. Если захочет, весь класс уведет с урока…»
…И второй… Я работал тогда в типографии газеты «Правда». Работал ночью, потому что ведь ночью делают газеты, а утром люди узнают о новостях. Так вот, сделал я оттиск с одной полосы (мы готовили отпечатки с полос очередного номера «Правды» для передачи по фототелеграфу), привычным взглядом просматриваю – вышли ли заголовочки, фотографии и рисунки в будущей газете, и вдруг… указ Президиума Верховного Совета СССР. Наградить Ингу за большие спортивные заслуги орденом. Уже вторым по счету.
Был час ночи. Думаю, сообщу ей прямо сейчас, чтобы порадовать, не важно, что уже спит. Такое нечасто бывает у человека… Узнал я одним из первых, завтра узнают все, опоздаешь удивить… Звоню. Долго она не снимает трубку. Наконец слышу полусонный голос:
– Алло?
– Хозяйка, ты что же там все спишь? – специально пытаюсь ее встряхнуть (потому так и «грозен»).
И слышу в ответ испуганное:
– Ой, это ты? Что случилось?
– Да ничего не случилось, – уже успокаиваю ее, чтобы она действительно не разволновалась напрасно. – Ты вот все спишь, – говорю шутливо я, – а тебя орденами награждают, а брат тут печатай…
– Да ну? – удивляется она известию, и сон ее сразу отлетел. – Правда? – спрашивает она. Ей очень приятно это сообщение. И кажется мне – в один миг перед ней пронеслось все ее предыдущее, которое минуту назад было очень далеко… Детство, первые занятия спортом, быстрая слава, длительный путь поражений, поисков и, в конце концов, вновь побед… И миллионы людей, любящих и верящих в нее… «Все это недаром, недаром, – думала Инга, – как прекрасно…» Наступила пауза… Может, она вспомнила о чем-то еще… А может, у нее навернулись слезы – от счастья, радости и благодарности болельщикам. Их отзывчивость была необходима ей, как необходимо было болельщикам видеть Ингу – обаятельную и несокрушимую, призывавшую всех своими действиями жить красиво, ярко, быть благородными… И побеждать!
Если бы люди научились возвращать время назад…
Повествование одиннадцатое. Осталась в памяти
Письмо в редакцию журнала «Физкультура и спорт»: «Больше пишите, больше рассказывайте о судьбе этого человека, в жизни которого есть чему поучиться и современному поколению молодежи, и будущему. Мне очень хочется, чтобы на мою просьбу откликнулись все близкие, все друзья – все те, кто знал Ингу как человека и как спортсменку.
Светлана Повзанюк, студентка Ленинградского педагогического института, 1966 год
Что же нас привлекает в человеке – то ли, чего он достиг в своей работе, или то, что больше всего характеризует его как человека? Не подменяем ли мы одно другим? Не путаем ли, не смешиваем ли мы эти две стороны? Если мы так поступаем, то правы ли мы?
Послушаем мнения тех, кто знал Ингу в спорте, общался с ней в обыденной обстановке.
«Инги нет, но она осталась в памяти людей, – вспоминает Римма Михайловна Жукова, чемпионка мира, заслуженный мастер спорта. – Какой была Инга? Красивой. В разные века известны различные каноны пропорциональности и пластичности человека. И дело не только в математической согласованности отдельных частей тела, а в общей гармонии движений.
Высокая, стройная, женственная, с мягкими движениями и плавной походкой, Инга сразу привлекала внимание окружающих. Выделить в ее облике что-то одно невозможно. О ней не скажешь: «У нее красивые глаза» или «Очаровательная улыбка». Ее красота воспринималась в комплексе.
Инга привлекала внимание художников и скульпторов, в ней они видели ту гармонию движений, которую стремятся выразить в полотнах художественных произведений и в скульптурных изображениях.
Это была не только врожденная красота. Инга много работала, именно работала, чтобы быть красивой. И та непринужденность, которая так органична в ее движениях, оттачивалась Ингой филигранно. Она тянулась ко всему красивому, и это проявлялось в ее манерах, одежде, косметике. Обладая вкусом, Инга безошибочно определяла в костюме ту единственную цветовую гамму, которая подчеркивала ее внешность.
У нее были умелые руки. И они ей достались трудом. Инга сама шила, вязала и здесь добивалась точности, красоты линий. Ее прическа – дело тех же рук.
Инга – поэтическая натура. Художник угадывался в ней. Она лепила себя как скульптор. Достигнув внешней красоты, Инга с таким же усердием начала учиться. Она тянулась к знаниям, понимала, что одной внешности мало. Дорожила встречами с интересными людьми, много читала, изучала иностранные языки.
В 1964 году, находясь на учебно-тренировочном сборе, Инга подолгу засиживалась в моем номере гостиницы. Пили чай, разговаривали. Для меня Инга открылась другой, ранее незнаемой. Она делилась своими планами. В этот год мы особенно подружились. Я почувствовала большую неустроенность в жизни Инги, за которой скрывалась драма. Я никогда ни о чем не расспрашивала ее. Иногда она приходила, садилась в кресло и вязала, думая о чем-то своем, так же неожиданно уходила. Инга тянулась к нашему поколению: «Люблю вашу гвардию. С тобой люблю говорить, Жукова, – так иногда в разговоре она обращалась ко мне. – Буду приходить к тебе». И она приходила.
Впервые об Инге я услышала в 1956 году, когда вернулись конькобежцы из Горького, где проходило первенство ЦС «Динамо». «Через год эту длинную Артамонову никто не обгонит», – слышала я.
Я помню, мне удалось на Спартакиаде в 1958 году выиграть 3000 метров. Инга была второй. Поздравляя меня, она пропела: «Сегодня – ты, а завтра – я». Мне очень понравилась эта веселая девушка, и я подумала, что выиграть у нее будет не так просто. Врачи запретили мне заниматься спортом.
1959 год. Свердловск. Женский чемпионат мира по конькам. Впервые я в роли зрителя. Трибуны полны. Болеют за наших спортсменок. Но среди болельщиков большинство Ингиных. Она умела брать в плен сердца болельщиков. Умела, не отвлекаясь от сложной настройки и разминки перед стартом, весело улыбнуться, поприветствовать, пошутить, сфотографироваться среди зрителей. И между спортсменкой и зрителем протягивалась та необходимая нить контакта, которая становилась мобилизующей силой в беге на дорожке. Инге всегда хотелось доставить зрителям удовольствие своим мощным, красивым бегом. Она не бросалась очертя голову в поединок на дорожке, она тактически верно строила бег и выходила победителем. В этот раз не получилось. Не потому, что Инга была слабее, просто другая была подготовлена лучше. Инга стояла на пьедестале почета и поздравляла новую чемпионку мира – Тамару Рылову, много лет шедшую к этой победе. Тамара совершала круг почета, а Инга уходила в раздевалку. Я стояла у входа, Инга надевала чехлы на коньки. «Не получилось», – сказала она. И тут я ей пропела, как когда-то она мне: «Сегодня – ты, а завтра – я». Потом я ей сказала: «Лучше дай автографы, видишь, тянут блокноты, для них ты останешься Ингой».
