Но – нельзя. Церковь взбунтуется.
Ничего. Она что-нибудь придумает с храмом. Или волки там на фресках будут, или еще что – надо поговорить с Аввакумом, когда тот вернется, пусть подскажет, что не вызовет раздражения у церкви.
Зато какая легенда!
Спорим – найдутся и свидетели-очевидцы, которые видели в степи какого-нибудь необычного волка? Сплетни пойдут, мол, выл перед налетом турок (эти ведь не успокоятся) или перед нападением пиратов. Умер, чтобы до скончания веков хранить свою землю. Пары лет не пройдет… Людям только дай прикоснуться к чему-то необычному. Да и можно ли упрекать их за это?
Она ведь и сама… Скажи кому – не поверят!
Может, это у нее сейчас предсмертный бред? А она, вылетев головой вперед из «Макса», доживает последние минуты на обочине автострады?
По спине пробежал холодок, и Софья тряхнула головой, отгоняя страшноватые мысли. Пусть бред! Но ведь и его прожить надо с толком!
– Обними меня, Ванечка. Что-то мне холодно…
Иван Морозов притянул жену и поцеловал в ухо. Кому-то она «проклятая царевна», кому-то «серый кардинал» и «тень за троном». А он всегда будет видеть в ней вот эту девчонку. Где-то глубоко внутри, там, куда нет доступа посторонним, Софья все-таки позволяет себе быть слабой. Просто прижаться, обнять и забыть обо всем.
Потому что они вместе.
– Хочу, чтобы наша дочь была похожа на тебя.
– Надо над этим серьезно поработать.
Кто сказал? Кто ответил? Сейчас для семьи боярина Морозова это было совершенно не важно. Такая она, любовь.
* * *
Вторым пунктом на пути Монмута оказался Таунтон.
О, там Джеймса приняли с восторгом. Осыпали цветами, встретили салютом, а еще – преподнесли ему знамя.
Да какое!
Местные красавицы из школы благородных девиц сшили его, используя свои нижние юбки! Но Монмут принял знамя с благодарностью. Это ведь было признание народа! И собрался объявить о низложении Якова.
Едва удержали. И то пришлось сказать, что не хвалятся собой, не одержав ни одной победы. Вот этот довод Монмут понял. То, что коронацией он оттолкнул бы от себя кучу республиканцев, ему и в голову не приходило.
В сознании аристократа было намертво пропечатано, что чернь должна служить ему, – и он не допускал иного. Да и пример Людовика толкал на пышные лозунги. Как же! Король-Солнце уже более двадцати лет самый популярный монарх Европы!
Советники едва удержали Монмута, объяснив, что короноваться надо не таким образом, а как приличный человек. В Лондоне, короной древних королей, по полному обряду…
А пока рано.
Джеймс протестовал, но недолго. И покорился.
Очень хорош оказался довод, что бунтовщика одной с собой крови Яков может и простить в случае неудачи, а вот самопровозглашенного короля точно уничтожит. Монмут разгромил пораженческие настроения, но от идеи отказался. Таунтон – это еще не вся Англия.
А на следующий день произошла и первая стычка у деревни Бриджпорт.
Кавалерия под предводительством лорда Грея (точнее будет сказать – в его присутствии) разгромила отряд милиции и обратила англичан в бегство. Лорд Грей искренне пытался помешать этому своим неумелым руководством, но скромный английский сержант Джон Смит вовремя перехватил командование – и милиция была разбита.
Сторонникам Монмута достались трофеи со стороны побежденных и награды от герцога. Джон Смит, в частности, стал капитаном. Тем временем королевская армия выступила в сторону Таунтона.
От него до столицы – около ста пятидесяти миль. Джеймс решил не ждать врага, а пойти навстречу и разгромить. И не так утомительно, и до Лондона все потом ближе идти будет.
Так что армия повстанцев выступила из Таунтона на север, намереваясь по дороге бить королевские войска и милицию, чтобы те не собрались под знаменами Фэвершема. С миру по нитке, а у них и у самих численность не так велика. Народишко-то сбежался, но сражаться?
Косами? Серпами? Молотками?
Тьфу!
Да разбежится тут половина при первом же пушечном залпе!
Монмут трезво смотрел на свою армию, а потому понимал: наслаждаться величием некогда. Надо уменьшать численность врага.
Этим он и собирался заняться.
* * *
В это же время шотландцы уменьшали численность его собственной армии.
Джеймс немного не принял в расчет, что Яков хоть и король, но Стюарт же! Клан! Шотландский! Связанный много с кем родственными узами!
А потому…
Граф успел высадиться в Данбаре.
Объявить его территорией Джеймса Монмута.
Кликнуть на помощь свой клан. И даже пройти по Шотландии примерно десять километров вместе со своим войском наемников.
А потом…
В Шотландии есть еще кланы Стюартов, Гамильтонов, Гордонов…
И Арчибальд Кэмпбелл, девятый граф Аргайл, достаточно быстро нашел свой конец. Аккурат когда столкнулся на дороге с засадой. Клан Гордонов не стал разбираться, чего там хочет Кэмпбелл. Они просто собрали кавалерию и атаковали.
В холмах есть много удачных мест для засады, и местным жителям они были хорошо известны. Наемников для начала обстреляли, чуть ли не засыпав стрелами, а потом ударили им в левый фланг.
Можно выстоять?
Можно. Если дерешься за идею. Или хотя бы за крепкие деньги. А так…
Когда со стрелой в горле упал Арчибальд Кэмпбелл, граф Аргайл, наемники, решив, что погибать за Монмута – это уж слишком, просто разбежались.
Клан Аргайла оказался в буквальном смысле слова у разбитого корыта. Пришли, похоронили графа и пошли по своим делам.
Попытка поднять восстание в Шотландии провалилась, не успев начаться. А вот в Англии дела обстояли не так радужно для Стюартов.
* * *
В Таунтоне Монмут пробыл ровно два дня. А потом решительным маршем направился туда, куда подсказывало честолюбие.
На Лондон.
Через Бриджуотер на Бат и Ньюбери.
А там…
А там – кто знает? Королевские войска тоже не дремали.
Бриджуотер честно пытался сопротивляться, выставив на стены аж двести человек и две пушки. Да еще отряд милиции числом пятьдесят человек.
Увы…
Для армии Монмута это были семечки. Повстанцы смели их, даже не сильно заметив, потеряли двадцать два человека убитыми и около сотни ранеными, но через два часа ожесточенной схватки Бриджуотер пал к ногам победителя. И тут Монмут показал себя с лучшей стороны.
Громогласно объявил, что у горожан не было выбора. Они-де присягали Якову и обязаны были сражаться за его дело. Но теперь Бриджуотер его – по праву короля и завоевателя. Карать он никого не будет, но требует присяги на верность. И – пусть заботятся о раненых.
