Впрочем, предатели есть везде.
И это хорошо.
* * *
– Что у нас есть? Павел, что ты можешь выставить?
Что Павел Мельин, некогда Поль Мелье, что Григорий Ромодановский, давно сдружившись, не обращали внимания на чины и звания. Важно ли, что один – боярин, а второй – бывший раб с галер? Да нет… Оба Руси служат, оба на своем месте хороши, да и приемный сын Григория недавно обвенчался с дочкой Павла, так что, почитай, – свои, родные. Чего тут церемониться?
– Восемнадцать фрегатов, двадцать два брига, одиннадцать бригантин, девятнадцать галер. «Чайки» – те без счета. Есть пара десятков вспомогательных суден, но все упирается в другую проблему.
– Какую?
– Экипажи, – просто объяснил Мельин. – Чтобы появился сыгранный, хороший экипаж, нужно несколько лет. А у нас новичков полно. Как они себя под обстрелом покажут, тебе сейчас сам Бог не поведает.
– А как бы ни показывали, придется стоять насмерть.
Григорий Ромодановский себя не переоценивал. Полководцем ему не быть, но на то Разин есть. У Степана сие хорошо получается – на суше! А на море?
Шпионы доносят неладное. Турки готовят и снаряжают флот. И по некоторым намекам… сюда он пойдет!
Сюда!
В Крым!
Не ради татар, нет. Но люди тут уже расселились, обосновались, есть что пограбить, есть кого захватить, а то и вовсе пожечь. С турок станется… нехристи поганые!
– Ты понимаешь, Григорий, что такие экипажи могут и корабли палом пустить по глупости, и сами погибнуть? И не помогут, и разве что навредят. На них рассчитывать будут, а они ничего в нужный момент и не сделают?
– А что – есть выбор?
Павел Мельин пожал плечами. Спорить он и не собирался. Да, придется. И стоять, и драться, и не отступать – турецкий флот коснется берегов Крыма только после того, как будет уничтожен флот русский.
– На что из арсенала… троянских коней мы можем рассчитывать?
– На складах есть то взрывающееся зелье. И есть греческий огонь. Хотя и немного.
– Отдашь?
– Отдам. Для защиты они не так хороши, а нам крепости не штурмовать.
Павел кивнул:
– Зато на море пригодятся. А еще… Знаешь, надо будет команды создать. Мне тут идея в голову пришла…
Григорий молчал, пока Павел задумчиво смотрел в стену. Спугнуть мысль намного легче, чем кажется, а если она дельная – это обидно.
Но когда на лице Павла заиграла шальная улыбка, не выдержал.
– Ну?
– Брандеры. Из «чаек» выйдут неплохие брандеры, все равно выбора у нас нет.
– Ага. И тебе нужны этакие горячие головы…
– Холодные. И чем холоднее – тем лучше. Чтобы и сами не пропали, и других не подвели. Тут горячиться ни к чему, тут сто раз отмерить нужно и пять раз отрезать.
– Десять раз отмерить – один отрезать, – привычно поправил Григорий. За время жизни на Руси появилась у Павла такая привычка – калечить русские поговорки.
– Пусть один. Но резануть от души, – охотно согласился Павел. – Чтобы впредь неповадно было…
Тут Григорий был полностью согласен с родственником. Надо сделать так, чтобы турецкий флот серьезно пострадал. Так, чтобы турки не смогли продолжать войну, сочтя, что понесли недопустимые потери. Чтобы убрались, поджав хвосты…
Удастся ли?
– Я отдам все приказы. Сколько потребуется времени, чтобы подготовить флот?
– Около месяца. И надо выйти из залива, мы тут как кошки в мешке.
– Действуй…
Павел кивнул. Мысли уже были далеко. Там, где на синей глади расправляли паруса корабли.
Бой. Да, и только победоносный! Другого выхода нет.
* * *
Софью Алексеевну разбирал истерический смех.
Мало кто видел ее в таком состоянии, но…
– О-ох… Мазепа! Слов нет! МАЗЕПА!!!
Брат и муж с удивлением смотрели на нее, но что делать – даже не представляли. Софья глянула на них и протянула руку к кувшину с водой. Кое-как ее удалось напоить.
– Вы просто не понимаете… Мазепа! Черт!
Слишком сильным оказалось потрясение для Софьи. В той жизни она была не последней в школе, и потому…
– Зачем он шапкой дорожит?
Затем, что в ней донос зашит,
Донос на гетмана-злодея…
Последняя строчка пушкинской «Полтавы» – «Царю Петру от Кочубея» – так и не прозвучала. Софья вовремя заткнулась. Поди объясни, что это за Петр и откуда взялся. И жил ли уже Мазепа с Кочубеевой дочерью? И вообще – рядом ли с ним Кочубей? Кто это, Софья, хоть убивай, не помнила, и про дочь-то рассказывал когда-то Володя, как про занимательный факт. Вот, мол, на что способны оскорбленные отцы.
– Соня, ты стихи пишешь? – искренне удивился супруг. Софья кое-как замотала головой.
– Нет! Это другое…
Алексей на стихи не разменивался. Тут не в стихах дело.
– Мазепа, значит? Да что он вообще такое?
– Один из множества атаманов на Сечи, сейчас в Крыму. – Софья уже достаточно пришла в себя, чтобы дать справку. Пошуршала бумагами на столе и уже более уверенно продолжила: – Иван Степанович – человек обыкновенной биографии. Отец – поляк из не особенно знатных. Мать – ныне монашка. Учился у иезуитов, был принят при польском дворе. В шестьдесят пятом году стал подчашим Черниговским. Через пару лет женился и активно прислуживал Дорошенко. Очень активно. Вовремя успел переметнуться к Степану, где и дорос до атамана. А дальше – все. Расти некуда.
– А если сдать Крым туркам, как пишет Иван…
Разъяснений не требовалось. Все трое понимали, что худшая тварь, которая может завестись в доме, – не таракан, а диверсант. Не орать же на весь Крым, что Мазепа предатель?
Софья, кстати, в этом и не сомневалась. Видимо, еще из той жизни…
Но что делать? Попробовать казнить? А кто сказал, что другие лучше? Что нет запасного варианта? Она бы на месте Гуссейна-паши троих таких подобрала. Минимум. Чтобы наверняка. Просто Мазепа оказался самым наглым.
Перетягивать на свою сторону Сирко! Это ж вообще ума не иметь нужно! Или наоборот?
При одной мысли Софья похолодела. А вдруг…
Согласится Иван – хорошо. А если нет… что бы предусмотрела она?
Да просто его ликвидацию. Возраст уже. Кто у нас застрахован от сердечных приступов? А если уж вовсе допустить самое страшное… Мазепу могут продвинуть вместо Ивана. У казаков же вольница, Степан вроде как ничего про Мазепу не говорил, но по донесениям…
Софья попробовала вспомнить.
Да вроде бы Степан неплохо относится к Мазепе. В меру равнодушно, в меру спокойно. А мог он – продаться? И мог Мазепа прийти не сам, а от Степана?
