– Сам стреляй. – Я отдала Жуку его стрелу. – Не хочу я ни в кого стрелять.
– Это я так, на всякий случай. Что делать-то будем?
Я поглядела за перила. Дэн спустился уже почти до самого низа.
– Надо за ним идти, – сказала я. – Чего разделяться-то?
– Он сам начал… – Жук кивнул за перила. – Ножик свой потерял, а теперь на нас сваливает… Надо идти. А вдруг он выход знает и от нас просто оторваться хочет?
Я была с Жуком совершенно согласна.
И мы стали спускаться по лестнице вслед за Дэном. Когда мы спустились на два пролета, по перилам застучали.
– Зовет нас! – перевел мне Жук. – Говорит, идите сюда. Говорит, скорее!
…бежать по лестнице… в левом углу… ботинок был весь… может, мне показалось…
…Дэн подвернул ногу. Кажется, это серьезно…
…В его руке был кроссовок. Белый с синим кроссовок.
– Ну и что? – Жук отобрал у Дэна кроссовок. – Ботинок как ботинок.
– Это Володьки ботинок, – сказала я. – У него такие были.
– Отлично! – обрадовался Жук. – Давайте устроим праздник! Мы попали черт знает куда и нашли ботинок! Это здорово! Это великолепно! Я всю жизнь мечтал обнаружить ботинок в лабиринте этих дурацких коридоров! С детского сада! Верной дорогой идете, товарищи рецидивисты!
Я засмеялась. Дэн понюхал кроссовок.
– Мои не хочешь понюхать? – предложил Жук. – У меня тоже ничего, всего неделю назад менял… Ты что, решил вместо Дика поработать?
– Понюхай! – Дэн сунул кроссовок под нос Жуку.
– Сам нюхай свои потники! – Жук оттолкнул руку с ботинком.
– Валь. – Дэн протянул мне кроссовок.
Но я и так услышала, издалека. С нюхом у меня было все в порядке.
– Чувствуешь? – спросил Дэн. – Чувствуешь?
– Рыба, – ответила я.
Пахло и в самом деле рыбой, и притом весьма сильно. Рыбой и каким-то морем, что ли.
– Воняет рыбой, – сказал Жук. – Мы попали черт-те куда и нашли ботинок, пахнущий рыбой! Великолепно!
– Это ботинок Володьки. – Дэн спрятал ботинок в рюкзак.
– А ножа ты тут не нашел? – ехидно осведомился Жук. – В кроссовке?
– Пошел ты! – сказал Дэн.
Дэн сел на пол и стал расшнуровывать ботинок. Он морщился от боли.
И тогда Жук сказал:
– Американский неженка.
Хуже американского неженки оскорбить можно было лишь по матери и про мать. Вроде не были ли твои родители братом и сестрой, или еще что-нибудь вроде того.
И Дэн взбесился.
Но в этот раз преимущество было на стороне Жука. И терять это преимущество Жук не хотел. Он отбросил самострел, подскочил к Дэну и ударил его сверху вниз по носу. Увернуться в этот раз Дэну не удалось – помешала подвернутая нога. Дэн дрыгнул головой и выплюнул на пол зуб. Затем он предпринял попытку подняться, но Жук его сразу предупредил.
– Сидеть! – рявкнул он. – Сидеть, а то добавлю!
Дэн послушно остался сидеть и разглядывать утерянный клык.
– Теперь, старина Дэн, у тебя симметрия, – удовлетворенно сказал Жук. – И глаз подбит, и синяк на плече. Красота!
Дэн злобно промолчал.
– Ладно, – сказала я. – Вы еще подеритесь по-настоящему, горячие финские парни. Пора идти.
– А что мне теперь с ним драться, – запетушился Жук. – Он мне не соперник. Я вообще почти никого не боюсь, а уж этого…
– А Крысолова? – спросила я.
– В гробу я видел всех этих крысоловов, – сказал Жук. – Крысоловов, рыбаков, собирателей орехов, все пятна, какие только есть на свете…
– Кстати, – вспомнила я. – Что-то я давно…
Свет вспыхнул особенно ярко и погас в третий раз».
Девятый вечер
– Рано вчера легли, – сказал Малина. – Можно было еще послушать. С полчасика…
– Дождь, – лениво ответил Борев. – Спать хотелось…
И в этот вечер тоже шел дождь. И каждые полчаса приходилось выносить ведра с водой, мальчишки делали это по очереди. А утром Корзун заставил всех взять лопаты и выкопать вокруг палатки канавку, чтобы вода не затекала.
– Ты еще меловой круг тут проведи, – издевался Малина. – И молоток поставь вверх рукояткой. О, поднимите мне веки!
Но Корзун не реагировал, а упорно рубил лопатой корни, углублял канаву.
Вечером, в темноте, Корзун вышел на улицу, сам споткнулся о свою канавку и упал в грязь. Поэтому вечером Корзун был зол. Он болтался в своем гамаке и ни с кем не разговаривал. Разговаривал сегодня Малина.
– Затащил меня, значит, за угол, сунул под дых свой поганый кулачище и говорит, что это вы, мол, мясо не едите, все едят, а вы нет?
– А ты ему что? – спрашивал Борев.
– А я ему говорю, что мы, типа, поспорили, что можно и без мяса жить. Что кто последний мясо съест, тот выиграет пятьдесят баксов. Ну вот мы и держимся…
– А он?
– А он мне еще раз под дых. И говорит, если завтра вы не будете жрать это мясо, он нам всем наличности на бок свернет… Что начальство все пороги пообивало, добывая это мясо, а мы его жрать не хочем!
– И что теперь делать будем? – очнулся Корзун.
– А вот что ты будешь делать, – сказал Борев. – Будешь кушать это мясо и добавки еще просить! А то они все просекут!
– Кто они? – спросил Корзун.
– Они.
Борев громко вздохнул.
– Вот-вот. – Голос у Малины дрожал. – Сами-то они это мясо жрут – аж за ушами трещит! И нас заставляют. Чтобы мы такими же стали…
– Какими? – прошептал Корзун.
– Такими, – ответил Борев. – Такими, кто ест красное мясо…
В тишине стало слышно, как Корзун стучит ногтями по крышке тумбочки.
– Забавно, – задумчиво проговорил Малина. – Сегодня мне физрук сказал, что у него болонка в лес убежала.
– И та тоже. – Корзун перестал стучать ногтями и стал вертеть палку.
– Что тоже? – спросил Борев.
– Та собака тоже сдохла. Ну, та, что выла. Кто-то из вас говорил.
Корзун нервно захихикал, а потом сказал:
– Господа, а не завелась ли у нас тут пятнистая тварь?
– До города далеко, – сказал Малина задумчиво. – А я уже где-то слышал эту историю. Ну, ту, про Крысолова… Как он детей на помойку заманивал…
Борев замотался плотнее в одеяло.
– Да ее в каждом лагере рассказывают, – сказал он лениво. – Только по-разному. Я, например, слышал, что он рыбу на пальцы ловил…
