Трамп также хранил и отрицательные истории. Когда репортер Wall Street Journal Нил Барски приехал на интервью, стол Трампа был покрыт серией статей, в которых Барски написал о финансовых трудностях застройщика. Трамп указал на магнитофон, стоящий среди разложенных статей, и сказал Барски, что у него есть три клятвенных признания от людей, которые говорили о том, что Барски распространяет слухи, будто у Трампа нехватка наличных денег. Трамп сообщил Барски, что он уже договорился с отличным адвокатом по вопросам клеветы по случаю следующей статьи Барски. Потом началось интервью.
Пока другие деловые магнаты прятались за публицистами и спикерами, которые держали репортеров на расстоянии как можно дольше, Трамп обычно лично отвечал на звонки в течение часов или минут. Для некоторых изданий постоянное наличие интереса Трампа пересекалось с раздражением. В один год, когда The Fortune собирало свой ежегодный список богатых бизнесменов, им пришлось назначить стажера, который бы справлялся с градом звонков от Трампа, который не был согласен с оценкой журналом его состояния.
Трамп унаследовал от своего отца связь с одним из наиболее влиятельных публицистов Нью-Йорка, Говардом Рубенштайном, который работал спикером для многих других выдающихся магнатов недвижимости. Рубенштайн быстро понял, что молодой Трамп не нуждается в помощи. Как только Трамп заявил о себе как о человеке, заинтересованном в медиакругах, практически все, что он и Ивана делали, признавалось заслуживающим внимания в прессе. Когда обозреватели сплетен Daily News Джордж Раш и Джоанна Моллой писали статью о том, что Трамп срезал линии подъемника в Аспене, у них было два источника для подтверждения инцидента, включая и сотрудника лыжного курорта. В тот день, когда статья вышла, Раш говорит, что услышал от злого Трампа: «Этого не было. Вся эта история полностью выдумка. Кто вам об этом рассказал? Кто бы он ни был, он все придумал. Передай ему, что я сказал, что он чертов лжец. Скажите, чтоб позвонил мне. Кто бы он ни был, у него нет яиц, потому что он знает, что я выбью это дерьмо из него».
Однажды летом Джим Брэди, ранний редактор «Страницы Шесть», услышал, что Дональду и Иване предоставили временное летнее членство в клубе в Ист-Гэмптоне, где они снимали дом. Трампы хотели стать постоянными членами, но Брэди узнал, что совет правления клуба никогда бы их не одобрил. Брэди перенес эту новость на «Страницу Шесть» и получил быстрый звонок от Трампа. «Он материл меня по-всякому словами из трех букв, – сказал Брэди. – Ты сукин сын. Ты запикаешь это. Ты запикаешь то. Я засужу тебя. Я засужу The Post. Я засужу Мёрдока. Я засужу любого».
Секунду спустя телефон зазвонил снова. Это был Кон. Ожидая следующую тираду, Брэди сказал Кону, что если они собираются подавать иск, то им следует звонить адвокату газеты. «Джим, Джим, Джим, – сказал Кон. – Не будет никакого судебного разбирательства. Дональду иногда нужно просто спустить пар. Таков Дональд. И мы приветствуем подобные вещи, но никто не собирается ни с кем судиться. Я просто говорю тебе, что никакого судебного разбирательства не будет». Никакого судебного разбирательства не было.
Трамп быстро сообразил, что некоторые журналисты таблоидов опубликуют статью, опираясь просто на «он так сказал»; он воспользовался этим в своих интересах, чтобы поддержать идеи, которые могли бы помочь его бизнесу. Среди длинных сказок, которыми он кормил таблоида, согласно бывшему исполнительному директору Организации Трампа Барбаре Рэс, была одна о том, что Белый дом принимает решение о том, чтобы переместить президентскую нью-йоркскую квартиру в «Плаза-Отель», которым владел Трамп. «У Дональда была способность получать напечатанным все, что бы он ни говорил, даже если это была далеко не самая полная или честная правда, – говорила Рэс. – Он был невероятно самоуверен, что очень важно. Он говорил то, что хотел сказать, и люди писали об этом и затем это становилось правдой. Было о нем то, что они называли большой ложью. Ты говоришь что-то несколько раз, и это становится правдой. И он настоящий мастер этого».
Трамп имел определенную сноровку в отмывании котировок или слухов под плащом анонимности. Если ему не хотелось связывать с чем-то свое имя, он убеждал репортеров адресовать утверждения «другу Трампа» или «официальному лицу, занимающему высокий пост в Организации Трампа». Спустя годы репортеры, незнакомые с Трампом, будут испытывать смущение, когда во время начального интервью он будет говорить что-то вроде «не для записи, но вы можете использовать это». «Он знал, как играть в эту игру, – говорил Джордж Раш. – Многие вещи приходили от «друга Дональда», и таким образом он говорил в третьем лице, о чем думал Дональд».
Некоторые репортеры осуждали желание таблоидов быть использованными. Марк Сингер, репортер в The New Yorker, который писал характеристику на Трампа в 1997 году, сказал, что Трамп использовал таблоиды как «его аппараты по созданию мифов». Но репортеры таблоидов говорили, что их читатели – и особенно ньюйоркеры с голубыми воротничками – обожали любое упоминание о Трампе. «Когда мы говорили, в частности, с иммигрантами, недавними иммигрантами, которые были читателями Daily News, они всегда хотели знать о Дональде Трампе, – сказал Раш. – Он олицетворял для них Американскую Мечту. Чрезмерные заметные расходы не являются чем-то плохим в Нью-Йорке для многих людей. То, что он делал, напоминало комикс. Я всегда чувствовал, будто Дональд есть в одной из этих шуток. Он знал, что он на самом верху, но это было то место, в котором ему хотелось находиться».
База фанатов Трампа была особенно сильной за пределами Манхэттена. «Ньюйоркеры очень приучены к акцентам, и у него был акцент внешнего района, – сказал Эд Коснер, бывший редактор Esquire, и The Daily News. – Хотя он и посещал Пенн, и тому подобные заведения, он говорил как парень, выросший в Квинсе, как раз то, чем он занимался, и я думаю, люди узнавали это в нем. Они не думали о том, что он был высокомерным парнем. Они думали, что он был обычным парнем, сделавшим кучу денег».
Впечатленные так же, как и фанаты Трампа, многие репортеры сделали вывод, что отдача всего внимания СМИ была больше для знаменитости, нежели для его поклонников. «Он был в буквальном смысле зависим от гласности и узнавания, – сказал бывший писатель для журнала The New York Джон Тэйлор. – Он принимал его, как всплеск дофамина в мозгу. Случалось, я заходил с ним в какое-нибудь здание или комнату, и Трамп вроде как задерживался и смотрел в комнату, и ждал, пока комната не заполнится людьми, и тогда он мог иметь этот момент узнаваемости, когда ты видишь, как люди оборачиваются и понимают, что это он… Он жил ради этих моментов».
Иногда выглядело так, будто узнавание было единственным, что имело значение. В 1988 году, когда Джеффри Бреслоу, один из ведущих изобретателей настольных игр в стране, посетил Башню Трампа, чтобы пристать к Трампу с игрой наподобие Монополии, которая будет названа в честь него, изобретатель был готов опуститься на пол, и применить все свои тактики и стратегии против человека, чей портрет затем будет на коробке Трамп: Игра. Но Трамп не был заинтересован ни в том, чтобы поиграть, ни даже в том, чтобы услышать детали игры. Он быстро взглянул на макет обложки коробки и сказал: «Мне нравится – что дальше?» А дальше последовали молниеносные переговоры, рекламная кампания и продажа около миллиона экземпляров. Трамп с радостью принялся за продажу игры, но не хотел принимать никакого участия в ее содержимом.
