«Джек, это ужасно, – сказал Трамп О’Доннеллу, – это самая ужасная вещь. Мы здесь все сидим и молимся, чтобы это оказалось ошибкой. Не могу в это поверить». Их следующий разговор состоялся двумя часами позже, казалось, что подавленность Трампа стала еще сильнее. У Трампа не было иного выбора, ему оставалось лишь сесть в вертолет и отправиться в Атлантик-Сити. Мысль о предстоящем полете вдруг ввергла его в бессвязную череду размышлений о жизни. «Через час мне предстоял полет на вертолете, а я шел вниз повидаться с семьей, – рассказывал Трамп О’Доннеллу. – На вертолете… Разве это не безумие? И все же жизнь продолжается. В ней еще будет много и самолетов, и вертолетов…» Трамп был сам на себя не похож, он словно искал утешения. «Впервые за время нашего знакомства, – рассказывал О’Доннелл, – я слышал в его голосе страх и неуверенность».
До открытия «Тадж-Махала» оставалось совсем немного времени, а ключевых руководителей проекта не было в живых. Таким образом, О’Доннеллу пришлось взять на себя огромную ответственность, и теперь он взглянул на Трампа с более близкой дистанции.
Уже на следующий день после катастрофы Трамп провел встречу с более чем сотней менеджеров в конференц-зале Атлантик-Сити. Сообщив им о смерти трех ведущих руководителей проекта, а особенно его друга Хайда, он дал понять, что больше не имеет менеджеров высшего звена. Даже через тридцать пять лет после их гибели он не мог забыть потерю этих трех людей, считая, что день катастрофы вертолета был одним из самых трудных дней его жизни, за исключением смерти родителей и младшего брата Фреда. С трудом сохраняя спокойствие, он выдвинул новую идею – воздвигнуть в их честь невероятный памятник. И в этом заключался весь классический Трамп.
Но раздумья о катастрофе все равно не оставляли Трампа. Он даже как-то высказал О’Доннеллу, что смерть верхушки руководства не была случайной, объяснив это происками конкурентов. В конце концов он все-таки отмел мысль о диверсии, вспомнив, что и сам трижды летал чартерными рейсами, предложенными на замену основному в последнюю минуту. Федеральное расследование сделало официальный вывод, что катастрофа произошла вследствие «производственной царапины в лонжероне лопасти». Мельчайшего заводского недосмотра хватило для того, чтобы через несколько лет произошла катастрофа.
В сложившейся ситуации бегство от реальности казалось особенно неуместным. Трамп, лишенный поддержки и сочувствия, предполагал, что и сам мог вполне оказаться на борту злосчастного вертолета, по крайней мере такая возможность у него была. В интервью, данном CNN через несколько месяцев, он рассказал, что собирался улетать из Нью-Йорка в Атлантик-Сити. «Может быть, вы действительно полетите с нами?» – спросил кто-то из них. «Было бы неплохо, но, боюсь, я тогда был сильно занят. Полагаю, что был близок к тому, чтобы отправиться вместе с ними. В сделке это бы называлось 50 на 50». О’Доннелл был возмущен этим комментарием, полагая, что таким образом Трамп пытался переключить внимание на собственную персону.
На церемонии похорон Этье в Нортфилде, Нью-Джерси, присутствовало несколько тысяч человек, и Трамп нес гроб с телом. На следующий день в Маунт-Верноне, Нью-Йорк состоялись похороны Бенанава. Трампа сопровождала Ивана, которая, едва выйдя из церкви, сразу увидела Марлу Мэйплз. Многие из присутствующих видели ее впервые. В течение нескольких месяцев Мэйплз останавливалась в отелях, принадлежащих Трампу, в том числе и в Атлантик-Сити. Безусловно, Ивана знала об измене мужа, но, сражаясь за свою любовь, женщины «сохраняли дистанцию». О’Доннелл вспоминал, какой свирепый взгляд бросила Ивана на Марлу: «Я был уверен, что еще немного, и она кинется на нее с кулаками, а Марла стояла, словно окаменев». Быстро сориентировавшийся Трамп утащил Ивану прочь.
Ну и, наконец, Трамп побывал на церемонии прощания с Хайдом, состоявшейся, как и похороны Этье, в Нортфилде, Нью-Джерси. Позже его тело должны были перевезти для захоронения в его родной город в Юте. Сотни скорбящих людей выстроились в очередь около похоронного бюро. Трамп, смотрящий на фотографию Хайда, не мог удерживать слез и выглядел совершенно потрясенным. «Я впервые увидел босса в состоянии такой глубокой печали и грусти», – вспоминал О’Доннелл. Но затем к Трампу снова вернулось хладнокровие, ритуальные мероприятия закончились, и он быстро возвратился к делам бизнеса.
Позже О’Доннелл писал, что его интересовал вопрос о том, действительно ли Трамп испытывал тогда искренние чувства или жалел себя самого. «Тадж-Махал» предполагалось открыть в самые сжатые сроки, не больше чем через два месяца, однако теперь запуск откладывался. Когда был открыт мемориал в память о погибших, Трамп сказал, что пока это единственное, что здесь уже есть и, повернувшись к жене О’Доннелла, добавил: «Теперь его очередь вступать в бой».
Сам же О’Доннелл, будучи достаточно проницательным человеком, не раз наблюдал, как люди идут на риск. Потеряв родителей совсем в юном возрасте, он был усыновлен своим дядей, возглавлявшим компанию по производству игровых автоматов для Baley. Практически он вырос внутри компании, был в восторге от самого процесса производства и, в конце концов, добрался до должности президента. Уже в двадцать лет он начал работать в Лас-Вегасе, а потом перебрался в Атлантик-Сити, где продолжил карьеру в казино, принадлежащем Стиву Винну. Трамп пригласил О’Доннелла в Trump Plaza, где он вырос до президента. Большую часть сознательной жизни О’Доннелл провел, наблюдая, как состоятельные граждане жонглируют собственными деньгами, которые постепенно перетекают из их карманов в игорные заведения. По сути, его работа заключалась в том, чтобы побудить людей расстаться со «своими кровными» в надежде получить прибыль при минимальных шансах. Это в какой-то мере напоминало работу театрального режиссера-постановщика.
Какие-то казино привлекали только богачей, но Трамп ориентировался на массовость. Игроками могли быть и простые рабочие, и пенсионеры, приезжавшие в Нью-Джерси на рейсовых автобусах. Главное заключалось в том, чтобы они кидали в игровые автоматы монету за монетой с воодушевленным трепетом, с блеском в глазах, будучи и не уверенными в том, что могут разбогатеть. Они платили за то, чтобы почувствовать себя богачом, пусть и недолгое время. Поведение азартных игроков всегда компульсивно. Они не способны контролировать себя и продолжают делать ставку за ставкой, словно наркоман в поисках очередной дозы отравы. В отличие от О’Доннелла, Трампа мало беспокоила психология азартных игроков. Его мышление было вписано в схему «победитель против неудачника», где главным мотивом служил сам выигрыш, как таковой, даже если сами деньги не играли какой-то роли.
О’Доннелл был недоволен, что Трамп, увлеченный в непосредственное строительство, как в средство привлечения клиентов, совершенно не признавал их мотиваций, порой брезговал ими. «Все это чушь», – сказал он однажды О’Доннеллу, когда они шли на встречу с игроками. Понимание Трампа сводилось к тому, что крупный выигрыш игрока означал его личный проигрыш, поэтому и на самой встрече он пробыл недолго. О’Доннелл был уверен, что Трампу не хватает терпения, основанного на простом математическом расчете: чем больше времени игрок проведет за столом, тем больше он проиграет. Босса не интересовало то, что происходило в душе клиента в процессе игры, и он терпеть не мог проигрывать.
