Но народ не спешил расходиться. Кто-то стал носить воду и поливать кустики можжевельника, кто-то убирал мусор, кто-то подошел поближе к танку и просто разглядывал машину. Одна женщина плакала.
Ребята смотрели на все это и не знали, что делать.
– Надо гравия привезти, – неуверенно сказал Генка. – Яма к завтрашнему дню должна быть засыпана…
И едва он это сказал, как с улицы Победителей подкатил самосвал с щебнем. Из кабины выскочил улыбающийся Алексей Алексеевич.
– Привет! – бодро крикнул он. – Чего, ребята, лица такие у вас кислые?
– Всю ночь не спали, – зевнул Генка. – Охраняли…
– Устали, – улыбнулся Алексей Алексеевич. – В вашем возрасте быстро устаешь, организм молодой. Идите домой, отдыхайте. Мы тут сами все закончим.
Алексей Алексеевич махнул рукой, и водитель засыпал яму со смолой щебнем. Откуда-то появились лопаты и носилки, люди стали таскать щебень и заравнивать им все ямы и рытвины на площади.
– Идите, идите, – Алексей Алексеевич натянул пупырчатые резиновые перчатки. – Надо спать.
– Спать, – сказал Генка. – Теперь идем спать.
Глава 11
Улица Победителей
– С праздником, – сказал Витька.
Отец оторвался от бесплатной рекламной газеты – в последнее время он вдруг решил заняться разведением на балконе грибов-вешенок и искал объявления о продаже специальной грибной рассады.
– С каким праздником-то? – спросил отец.
– С Днем Победы. – Витька уселся за стол.
Отец бросил газету на пол и посмотрел на календарь.
– Действительно… Девятое мая… День Победы.
Отец как-то сразу подобрался. Снова посмотрел на календарь, заварил чай.
– Мой дедушка, ну, твой прадед, он с войны вернулся без руки. И притащил с собой «маузер». А прабабке не сказал, спрятал на сеновале. Она как-то раз пошла корову доить и наткнулась на этот «маузер», испугалась и кинула его в печь. А мы потом полдня прятались – патроны в печи рвались…
Отец помолчал, вспоминая свое послевоенное детство.
– А орденов у прадеда твоего была целая куча. Он выпить любил, а как он выпьет – мы к нему лезем: дедушка, дай медальку, дедушка, дай медальку. Все мальчишки тогда выпрашивали у отцов медальки, принято так было. Дед добрый был, мне каждый раз какую-нибудь медальку или орден выдавал. А они тяжелые были, удобные, мы ими в расшибалку играли. Растерялось все, конечно…
Отец налил в стакан чая и стал громко пить.
– Ну, и к чему все это? – спросил Витька.
– Что – к чему?
– К чему это ты мне рассказал?
– К чему? К тому, что вы, молодое поколение, ничего не хотите знать. Занимаетесь всякой ерундой, ни о чем не думаете, ни о чем не помните…
– А вы помните? – спросил Витька.
– Чего?
– Вы помните?
Отец не ответил. Витька хмыкнул, стянул из холодильника гнилое молдавское яблоко и направился на улицу Победителей.
За ночь город подготовился к празднику. На углах домов появились трехцветные флаги, на фасадах административных зданий – фанерные и пластиковые гвоздики и стилизованные изображения ордена Победы. Кое-где встречались даже увеличенные фотографии маршала Жукова на коне и без оного. Народу на улицах было немного, основные мероприятия в этом году намечались на вторую половину дня. Возле городского Вечного огня, в месте, где обычно собирались ветераны в День Победы, еще никого не было, только одинокий фотограф с мраморным догом да старушка, торгующая гвоздиками. Витька купил у нее три цветка.
Жмуркин и Генка ждали его в начале улицы Победителей. Оба были одеты в костюмы, Генка в костюме смотрелся весьма комично, костюм был ему мал, видимо прошлогодний, отчего Генка походил на обряженный в пиджак и короткие шортики воздушный шарик. Жмуркину костюм, напротив, шел, и Витька подумал, что, если бы не прыщи на лбу, Жмуркина можно было бы даже назвать аристократом. Сам Витька в костюм обрядиться не догадался, натянул свитер и джинсы. Генка пожал Витьке руку, Жмуркин строго кивнул. Витька молча протянул им по гвоздике, и они пошагали к памятнику.
Жмуркин был молчалив, за всю дорогу он не сказал ни слова. Генка тоже. Сначала Витька решил было, что Жмуркин и Генка поругались, но по тому, как Генка сжимал гвоздику, и по тому, как у Жмуркина дергалась нижняя губа, Витька догадался, что его друзья просто волнуются.
Витька тоже немного волновался. Эту ночь памятник был без охраны, а обиженные расхитители вполне могли отомстить.
Но все было в порядке. Черный танк стоял на своем постаменте. Буквы золотились на солнце, звезды блестели рубиновой краской, обода катков выкрашены в белый цвет. Ограда была цела. Посаженные деревца прижились.
– Слава богу! – выдохнул Генка. – Все на месте.
Жмуркин вытер лоб.
– Я думаю, больше сюда никто не сунется, – сказал появившийся будто ниоткуда Алексей Алексеевич. – Мэр после телепередачи обещал взять все городские памятники под личный контроль. А он дядька серьезный. Да и Соболь со своими ребятами позаботятся. Кстати, посмотрите-ка вон туда. – Алексей Алексеевич указал тростью вверх.
Витька поглядел. На столбе, под маленьким жестяным козырьком, чернел глазок видеокамеры.
– Теперь на пульте общегородского наблюдения есть и этот памятник, – сказал Алексей Алексеевич. – Так что, если кто покусится, сразу наряд приедет. Теперь можно не беспокоиться.
– А мы и не беспокоимся, – сказал Жмуркин.
Жмуркин направился к памятнику.
Остановился перед столбиком фамилий. В руке большая красная гвоздика. Алексей Алексеевич стоял справа от Жмуркина, Генка и Витька слева. Алексей Алексеевич в мундире, на груди целая куча орденов и медалей, Витька сумел опознать орден Красного Знамени и орден Красной Звезды. Генка оглядел награды и восхищенно показал Витьке два больших пальца.
Жмуркин сощурился и стал читать вслух:
– Егоров, Егоров, Жмурков, Зуев…
Жмуркин замолчал. Витька и Генка переглянулись.
– Егоров, Егоров, Жмурков, Зуев…
Витька кивнул.
– Мы хотели тебе сказать, – мялся Генка. – Витька искал, искал, а когда нашел, что там вовсе не Жмуркин, ну, не твой дедушка… Мы решили тебе не говорить, чтобы не расстраивать… Да ты и сам смотреть не хотел.
– Жмурков… – Жмуркин провел пальцем по буквам.
– Мы думали, что ты все бросишь…
– Жмурков… – Жмуркин поглядел куда-то себе под ноги.
Потом Жмуркин улыбнулся и положил цветок.
– Что-то не так? – спросил Алексей Алексеевич.
– Не, все в порядке, – сказал Жмуркин. – Все хорошо… Жмурков Николай Петрович…
