Адрес телеграммы, разумеется, пробил по базе, ничего, никто там не живет.
– Какая остросюжетная детективная история! Так это, что было в письме?
– Боже мой! Мы впервые видимся, а ты хочешь, чтобы я все тебе рассказал? Да меня после этого, – быстро прервал фразу и дальше заговорил спокойно, – я к вам, собственно, пришел за помощью. Чем именно эта книга может доставлять кому-либо опасность? Почему угрожают мне, а не вам? К слову, а вам поступали угрозы?
– Ко мне? Нет. А должны?
– А мне почем знать? – снова повысил голос Федорович.
– Хорошо, хорошо, зачем же кричать?!
– Ладно, давайте к делу. Мне вопрос повторить?
– Нет, не надо, – пауза секунд пять-шесть, – и головы не приложу, почему так.
– Будьте предельно честны со мной.
– Право ведь, не знаю.
– Прекратите выражаться как в романах 19 века.
– Что вы все злитесь. Право… правда ведь, не осознаю, не понимаю, кому я мог не угодить. Может проблема не в моей книге, а может это какой-то ваш персональный враг? А?
– Не думаю, если было так, им бы не пришлось использовать этот путь – вашу книгу. Только так. А письмо… короче, дело в вас.
– Как я могу быть с вами честен, если вы не договариваете мне все факты? Это как быть шулерами на пару, но не раскрывать друг другу свои карты.
– Ну у вас и уголовные сравнения… Точно не зря наложен запрет на книгу… Не может же дело быть в концепции вашего романа.
– Это почему же? – удивлен Авксентий.
– Потому что – фантастика, плод воображения вашей головы.
– А кто вам сказал, что это плод моего ума?
– Как этот бред может быть правдой?
– Почему бред, и почему сразу правдой?
– А какой вариант вы еще предлагаете?
– Могу рассказать как эти, на ваш субъективный взгляд, бредовые идеи, попали на страницы моей книги.
– Давайте уж, не тяните.
– Вы же отказываетесь быть со мной откровенным.
– Ладно, ладно. Поедем ко мне домой, покажу письмо.
– А сейчас?
– Как сейчас, у меня с собой письма нет.
– А зачем, собственно, письмо? Пересказать не можете?
– Лучше покажу вам оригинал, так будет по правилам, честнее.
– Это другой разговор, – расплылся в улыбке писатель, – так вот, все эти конспирологические теории – не моя выдумка, и не выдумка каких-то безумцев на стороне. Они приходят ко мне во сне.
– Что, простите?
– Они мне снятся. Как и другие художники я многое черпаю из снов. Поначалу я записывал фрагменты в свой последний шпионско-приключенческий роман про агента Тихонова. Вскоре осознал: эти теории заслуживают полноценного, отдельного романа.
– Вы меня разыгрываете!
– Отнюдь!
– С трудом вам верю.
– Я же никак не могу вам это доказать.
– И вправду.
– Едем к вам домой?
– Что? Сейчас? Может в другой… Ну ладно, чего уж тут. Давайте.
– Вы на машине?
– Да.
– Где живете?
VIII
«Аркадий Аркадьевич. Мне некогда с вами любезничать. Не могу понять, почему после всех предупреждений вы продолжаете упорствовать? Все же лукавлю, понимаю, прекрасно понимаю все в деталях. Вы не верите в мою власть, в нашу власть и способность насолить вам. Напрасно. Не будьте так легкомысленны. Ну что ж, если мои сведенья о ваших с отцом уголовных делах недостаточны, вынужден сообщить, а в худшем случае разгласить, вашу постыдную причуду, о коей неведомо ни одной душе. Мы знаем о вашем увлечении (утрирую) запахами, массу которых сочли бы зловонием, а воспринять эту вонь в позитивном ключе никто не осмелится. Еще не догадались? А подумайте хорошенько, пораскиньте мозгами. А? Поняли наконец-то… да, да. Я пишу про ваше нечастое, но все же стыдливое занятие принюхиваться к вашему свежему, еще не затхлому поту или еще неостывшему запаху мочи на брюках…
Вы и вообразить не можете, о каких вещах нам известно».
Авксентий читал письмо, глаза Федоровича смотрели в другую сторону. Он не знал чем бы себя занять, как бы отвлечь себя от этого позора.
– Да перестаньте, у всех есть трупы в шкафу.
– Скелеты, – через силу добавил Федорович.
– Да, да, скелеты. Что касается меня… был в пятом классе влюблен в учительницу по белорусскому языку. Ее никто не любил. Называли ее «Госпожа волосатые руки», иногда «Мисс волосатые руки», а она мне нравилась. Эх, Наталья Георгиевна.
– А за что ее так прозвали? – Авксентий недвусмысленно посмотрел на Федоровича.
– А, ясно.
– Вы говорите, Вам нравится моя книга?
– Да, отличная. Только вот, – берет книгу со стола, – все вроде нормально пишешь, кроме разве что вот этого. Переборщил малость парень:
Россию спасет только поражение в кровопролитной войне.
Германия и Япония стали странами, которые нам хорошо известны только после второй мировой войны. С их пацифизмом, процветанием, открытостью и демократическими ценностями. До великой войны они были крайне агрессивными и милитаризированными странами. Германии понадобились два поражения, чтобы сделать выводы и набраться ума. Японии одна война, но при этом и две атомные бомбежки.
Некогда эти две великие державы воевали всю свою историю. Но после 45-го и оккупации США (словно ошейник для бешеного пса) они умерили свой пыл, направили все свои силы и трудолюбие в нужно русло. Так сделалось теми странами, которые мы хорошо знаем, на которые ровняемся. Сложно поверить, что они когда-то были фашистскими, деспотичными и тоталитарными.
На основании выше названых выводов мы вынуждены согласиться, что и нашей горячо любимой Родине – России, нужно пойти по аналогичному пути. Нам не нужно бояться наших врагов, мы должны идти к ним на встречу с оружием и в то же время с цветами в руках. Да, японцы и немцы потеряли десятки миллионов своих близких, доблестно сражавшихся за свою дорогую страну. Однако, какой ребенок не любит свою мать? Не желает ей всего самого лучшего и прекрасного? Так и мы, любящие дети, любящие свою Родину-мать, желаем только самого лучшего.
А лучшее – только война. Не только поскольку постольку она закаляет преданных сынов, но и как единственный выход из плачевного положения! Только не мы! Не дадим России пропасть!
Будущее за поражением в великой Войне! Да не оставит нас Бог, ниспошлет на нас яростные клинки наших врагов! Ни пуха, ни пера!
– Это, извини, шовинизм какой-то! Ну и сны у вас…
