Таким оказался молодой мужчина (назовём его Айрат), позвонивший из отдалённого района Башкирии. Я с ним разговаривала трижды, надеясь, что он поостынет и передумает. Но однажды он позвонил и сказал: «Я приехал. Буду у вас в 12 часов. Скажите адрес».
Я слушала его возбуждённый рассказ, сидя напротив и держа его ладони в своих руках. Проблема, с которой он пришёл, была неординарной: работая строителем в Москве, он слышит не шум обычной стройки, а взрывы снарядов, выстрелы, лязг гусениц танков, приказы армейских командиров… и в этом нереальном мире ощущает себя, как в обычной реальности. Я позволила ему выговориться до конца, рассказать о своей жизни с раннего детства. Выяснилось, что отец был жестоким самодуром, мать безропотной и покорной, бабушка скупой, денег никогда не давала, а сам он, создав семью, оставил жену и ребёнка и не испытывает ни малейшего сострадания к ним – полное равнодушие; появилась новая женщина, и снова возникли разногласия, он и её оставил без сожаления. Но Айрат не производил впечатления бессердечного негодяя – ему самому хотелось понять, почему он такой. А главное – почему вокруг него время от времени возникает этот военный кошмар?
В ходе беседы он иногда говорил: «Мне стало тепло», или: «По телу мурашки бегают», «В руках покалывание и вибрации». Наконец, он хорошо расслабился, я сделала ему Рэйдзу, и мы приступили к регрессии памяти.
Войны закончились
Уже с первых минут мой пациент начал стонать, рычать, отрыгивать воздухом (простите за такую подробность), краснеть, потеть, валиться набок – и это продолжалось все три часа сеанса. Я не убирала рук с его груди, давая Рэйки, поднимая падающее тело или позволяя прилечь, потом сесть прямо и т. д., но не прекращая ни на секунду линию исследования, сохраняя при этом полное спокойствие. Внутри меня было некое знание: так должно быть, всё идёт хорошо. Когда сеанс закончился, мой пациент снял с себя свитер, оставшись в мокрой футболке, распаренный, красный, и выпалил: «Спасибо! Будто бетонная плита с меня свалилась!»
Итак, мы отправились в путешествие с намерением найти и исцелить причину агрессии во взаимоотношениях с близкими людьми.
…Айрат сразу оказался на войне, время очень далёкое. Я остановлюсь на том моменте, когда он появился на небесном суде, куда после смерти стремительно влетел по тёмному туннелю. Его встретил, как он выразился, «мужик в белом» и привёл за руку в зал. Там за столом сидели «три старца в белых капюшонах». Один, главный, строго спросил: «Зачем ты здесь?» – «Моя жизнь кончилась». Они начали задавать вопросы наперебой. «Я не успевал отвечать, путался, сбивался». Проводник снова взял его за руку и повёл в другой зал, где сидел в кресле один белый старец, который задал тот же вопрос: «Зачем ты сюда явился?» Айрат ответил: «Моя жизнь закончилась». Старец, указав пальцем, сказал: «Иди туда», и проводник, взяв Айрата за руку, вывел его в другой зал, откуда он начал стремительно падать вниз.
Дальше я буду излагать события так, как они происходили, почти не изменяя стиль общения.
– Приземлился. Война. Надеваем шлемы, садимся на коней, поскакали в крепость. Я кричу врагам, чтобы сдавались без боя, иначе сожжём город. Летят стрелы и копья, мы взяли город. Я даю команду построить всех жителей: отдельно мужчин, отдельно женщин и детей. Говорю мужчинам: «Вы будете воевать в нашей армии или мы вас убьём». Все мужчины переходят к нам. Спрашиваю женщин, согласны ли они перейти на нашу сторону и служить нам? Все отказываются, не хотят служить. Я даю команду их сжечь. Женщин привязывают к столбам, обливают смолой и поджигают. Среди лиц, которые смотрят на меня, узнаю свою бывшую жену. Она ругает меня, проклинает.
Я говорю Айрату: «Ты можешь использовать шанс для своего спасения и помиловать женщин».
Он даёт команду всех освободить, отменяет свой приказ. (Ему очень трудно это даётся, из горла вырываются хрипы и стоны, он испытывает удушье.) Наконец, сдавленно произносит: «Простите меня, я ошибся». Из горла всё еще идёт стон. Предлагаю ему обратиться за прощением к Богу. Он с трудом выдавливает слова: «Господи, прости меня за жестокость… я никогда больше не повторю бессмысленного убийства… прости». Ему становится легче, дыхание выравнивается. Женщины улыбаются, машут приветственно, уводят детей.
Оставшимся мужчинам раздают воинское снаряжение, одежду. Он обращается к ним: «Есть ли среди вас те, кто идёт с нами по принуждению? Можете остаться со своими семьями. А тот, кто хочет разбогатеть, идите с нами».
Ещё один город мы должны завоевать, чтобы разбогатеть. Подходим. Посылаем переговорщиков, мол, сдавайтесь добровольно. Выходит старая женщина. (Узнаю в ней свою бабушку.) Она говорит: «Не надо нам войны, мы живём мирно». А я говорю: «Отдайте ваши деньги и ваше добро, тогда мы вас не тронем».
Я предлагаю Айрату: «Измени ситуацию, согласись с её просьбой». Его опять начинает корёжить. Проси, говорю, помощи у Бога. С трудом произносит: «Господи, дай мне силы согласиться с просьбой этой старой женщины не грабить их». Находит компромисс, говорит: «Дайте нам немного, сколько сможете, и оставьте себе на пропитание. Тогда мы не тронем ваш город». (Он рычит, стонет, вздыхает, снова просит: «Господи, помоги мне пробудить сострадание к этим людям!») Женщину отпускают, она уходит.
– Меня кто-то убивает сзади, копьём в спину. Падаю с коня. Умираю. Умер.
– Кто тебя убил?
– Тот, кого я взял из осаждённого города в плен. (Узнаёт в нём своего отца. Начинает ругать его последними словами.)
– Стоп, нельзя так. Проси у Бога поддержки, чтобы дал силы простить. Ведь ты, по сути, был грабителем, разбойником.
(Рычит, стонет, но молится.)
– Господи, помоги простить моего убийцу… Я тебя прощаю… Его лицо улыбается… он машет мне рукой… Стало легче дышать… Рядом с отцом стоят мои братья, один говорит ему: «Ты правильно сделал» и ругается на меня.
– Не до конца, значит, простил, проси у Бога поддержки.
(Рычит, хрипит, тяжело дышит, каждое слово даётся ему с трудом.)
– Господи, помоги, дай мне силы… прости меня за то, что я не всегда правильно поступал… от всего сердца прошу: простите меня, отец, братья, простите… Они улыбаются. Прощаем, говорят… Ох-хх.
Поднимается над землёй, видит своё тело, как солдаты хоронят его в земле. Пленные жители возвращаются в свой город, говорят: «Мы убили его, больше он не будет разбойничать».
– Приземляюсь на какую-то площадку, спускаюсь по ступеням вниз, меня встречает тот же мужик в белом, опять спрашивает, что я здесь делаю. Говорю: «Жизнь моя закончилась. Куда мне теперь?» Он ведёт меня в зал. Заседатели за столом, смотрят строго, опять задают вопросы, я не успеваю отвечать (кричит в отчаянии), это перекрёстный допрос. Проводник ведёт в другой зал к белому старику в кресле. «Ты зачем пришёл?» – «Жизнь закончилась». Опять указывает: «Иди туда»… и я лечу вниз, вниз... (стонет). Встал на ноги.
…Война. Меня забирают в армию. Я в форме немецкого солдата Второй мировой. Иду с чувством восторга, с воодушевлением. Я, Зигмунд Крафт, участвую в великой войне, мы завоюем всю планету, другие расы не должны жить. Нас одели, снарядили, мы смеёмся, весело едем в Польшу.
