(А вот дурацкой телевышки из «нейтралки» видно не было. «Нейтралка» сама выбирает, что показывать, что нет. Интересно, когда полковник это заметит, подумал Набис, рванёт он назад разбираться? Говорят, на строительстве этой вышки украли миллион рублей. Не дурак её придумал, конечно. Было чем поживиться.)
За «запорожцем» стоял зелёный маскировочный американский биотуалет, а на бетонном столбе с креплениями для колючей проволоки висел американский же пластмассовый бидон с краником. Первым же делом, как только заглушил мотор, и полковник ещё не заорал, что глаз у него лопнул, Харон выволокся из кабины с канистрой и налил в бидон воды, выпустив старую. Это входило в обязанности всех водил на Собачинской дуге «нейтралки». Вода на Стояке всегда пригождалась. Кому умыться, кому подмыться. Кому и то, и другое. Полковник, которому, разумеется, о ритуалах и особенностях выхода в Зону никто не решился сообщить (или решился не сообщить, или не успел решиться и сообщить), а сам он и не поинтересовался, узрев Харона с канистрой, начал было командовать, мол, водитель, вперёд, я не понял, почему встали, быстро мчать туда, где гуляет по Зоне мужчина с ребёнком… тут полковнику в глаз и вступило, и приказы на полуслове прокисли, сменившись невнятно просвечивающими сквозь мат вопросами «это ещё что, что это такое со мной?!». Поносный прапорщик, в общем, собранный и внимательный человек, только и спросил Набиса: «Туалет нормально, безопасно?» – и, увидев кивок, бросился с машины, как в яму, придерживая живот, но не забыв, однако, как многие до него, оружие. Прапорщик со рвотой бросаться с машины не стал. Упал ничком с кресла на пол кузова налево, и хвастался перед Стояком завтраком с механизированной возвышенности, лёжа у ног начальника. Майор же Коростылёв, как уже было сказано, перенёс «приветствие» без спецэффектов, только очень удивился и обеспокоился образовавшемуся разброду спасательной группы. Но удивление и беспокойство переносил стойко. Переложил лишь поудобней пулемёт на коленях и поправил чёрную вязаную шапку. Этот инструкции читал и с инструкторами не байки травил. Или, всё-таки, выходит не впервые. От кого он шифруется, от меня или от своих, размышлял Набис.
– Проверочка, стало быть, такая, матить не перематить, – сказал полковник, снимая свой шлем (обычную общевойсковую каску в чехле), ставя его на макушку у ноги и извлекая из кармашка разгрузки здоровенный носовой платок. Его полковничье раздражение уже угасло, осталось лишь общечеловеческое, не мешающее работать мозгам. Испуг в Зоне необходим. Можно даже дать залпа в штаны, не западло, главное, чтобы мозга потом заработала.
– Ритуал скорее, – сказал Набис. – Что-то на вас посмотрело. И зря вы так рванули в Зону, товарищ полковник.
– Старого-то полковника, целого коменданта… подъебали, получается.
– Вы ничего не хотели слушать… Да не вы первый. Да и обстоятельства.
– Какие обстоятельства? – спросил Блинчук недобро.
Набис молчал, глядя ему в живот. Блинчук высморкался. Огляделся.
– Прапорщик Глызин! – гаркнул он и, сразу же понизив голос, спросил Набиса: – Кричать нельзя?
– Я! – глухо из кабинки откликнулся Глызин. И стукнул чем-то, видимо стволом, в стенку. – Виноват, не закончилось!
– На «нейтралке» всё можно, товарищ полковник, – ответил Набис. – На сегодняшний день. Что будет через неделю – только Беда знает. Но лучше не кричать. В Зоне всё должно быть тихо. Руки должны быть голые, а уши открыты.
– Беда – вы так называете… – Блинчук мотнул головой в сторону жилмассива «Капустин» в частности и полигона в целом. В сторону Зоны. Набис кивнул. Блинчук насупился, стал складывать платок. Рвотный прапорщик Шульцев травить закончил, полежал ещё в ожидании, сполз с кузова чуть ли не в свою лужу, но счастливо промахнулся и, нетвёрдо ступая, направился к умывальнику. Блинчук, Набис и Коростылёв смотрели, как он возится с краником.
– А вы, товарищ Набис, сами местный? Гражданский по контракту? – спросил Блинчук.
– Да, я жил в Собачьем. За улицу от вашей вышки.
Блинчук хмыкнул. Спрятал платок.
– Где служили? Ах, да…
– Я работал на полигоне, инспектор теплоцентралей. А основная профессия – браконьер. Икра.
Блинчук задрал редкие брови.
– Прошлая, значит, жизнь, – сказал он. – Так принято здесь? Признаваться?
– Да. Беда списала.
– Не люблю браконьеров, – заметил Блинчук.
Набис пожал плечами.
– А я не люблю скурмачей, но что же делать?
– Ну, хорошо. Папаша, говорите… Мне надо его вытащить и опросить. С ним же живой ребёнок! Живой же? – обратился он к майору. Коростылёв кивнул.
– Живой, ясно видел.
– Соответственно, – сказал Блинчук. – Это наша цель. Найти и вывести. Как нам поступить, товарищ Набис, как решить задачу? Что вы знаете об этом Папаше? Что посоветуете по сути?
– Скорее всего никуда нам двигаться не надо. Надо сидеть прямо здесь и ждать, – сказал Набис. – Скорей всего, он идёт к нам. Скорее всего, он специально попался в вашу телекамеру. Он хочет познакомиться. Он или Зона… Этого я не знаю. Он умеет ходить быстро, но сегодня спешить ему некуда. Ведь вы же из-за него ломанулись в Беду сломя голову, без подготовки, на личных приказах, с одним проводником. Значит и подождёте теперь, как Беда вас приостановила чуток.
– Трах-тарарах, – сказал Блинчук. – Отставить. Не трах-тарарах, а мать-перемать. Да кто он такой?!
Набис пожал плечами.
– Он местный житель. Я его помню по до Беды. Он был врачом в госпитале.
– Военврач? – после паузы спросил майор Коростылёв.
– В форме я его не видел, – ответил Набис. – В халате видел.
Полковник и майор уставились друг на друга. Майор поправил автомат на коленях. То, что майор взял на выход АК-47, Набис тоже отметил. Не генеральский «укорот», как полковник, не модные «винторезы», как прапорщики из высшего общества, а настоящий 47-й, автомат для инопланетян. Очень интересный скурмач майор Коростылёв. Спиной не поворачиваться.
Умытый влажный рвотный прапорщик вернулся к машине и взялся за пол кузова, глядя на начальство снизу вверх.
– Так кто он непосредственно сейчас? – спросил полковник. – Он опасен?
– Очень, – сказал Набис. – Он живёт внутри Беды. Там все опасны. Там и я опасен, а уж вы насколько опасны, я даже не могу вообразить.
– Ты это, что, разведчик, – сказал Шульцев авторитетно, – хорош тут тьму нагонять. Верно, Сергей Борисович?
– Помолчи, Шульцев, – сказал полковник задумчиво. – И оружие никогда не оставляй.
– Виноват! – воскликнул Шульцев, вскочил в кузов, подхватил свою винтовку, уселся и, несколько изогнув стройный стан под бронежилетом, принялся выглядеть насколько мог молодцевато.
– Товарищ прапорщик, свою рвоту надо убрать, – сказал Набис. (Шульцев вызверился на него, как прапорщик на солдата.) – За туалетом есть швабра и бочка с водой. Специально для этих целей.
