Для ОГПУ международная община, живущая в гостинице «Люкс» за счет правительства, была и есть предмет для подозрений. Этот картонный мир «пролетарской революции» всегда кипит интригами и взаимными обвинениями: каждый иностранный коммунист обвиняет другого в его недостаточно выраженной верности Сталину. Используя подсадных «гостей» в «Люксе», ОГПУ слушает все обвинения и контробвинения, а также записывает их и складывает в огромные досье.
С началом великой чистки начались масштабные аресты и ликвидация иностранных коммунистов, живших в Советском Союзе. Консулы Коминтерна пачками сдавали своих соотечественников. Будучи лично ответственными за всех зарубежных коммунистов, пребывающих тогда в Советском Союзе, они могли сохранить свое положение, а зачастую и спасти свою голову, только поставляя своих земляков в ОГПУ.
С грустной иронией я констатирую, что в то время, когда Коминтерн стал креатурой Сталина и ОГПУ, Советская Россия пользуется наивысшим престижем в демократических странах. Провозглашенный в речи Димитрова на VII конгрессе Коммунистического интернационала в 1935 году Народный фронт, ставший чем-то вроде всем известного троянского коня, ознаменовал начало нового периода. Отказавшись от непопулярных большевистских лозунгов, которые почти два десятилетия так и не смогли претвориться в жизнь ни в одной зарубежной стране, Москва сейчас проникла в цитадель капитализма как сторонник мира, демократии и борец с Гитлером. Несмотря на то что мы все жили под постоянной угрозой попасть под великую чистку, Сталин дал согласие на принятие «самой демократической конституции в мире». Эта конституция существовала только на бумаге и открыто гарантировала постоянную власть его новой партии, построенной по фашистскому образцу, однако многие иностранные либералы считали ее если не величайшим достижением, то по меньшей мере «серьезным стремлением» к этому.
С практической точки зрения Народный фронт имел значение в пяти странах: в Соединенных Штатах, Великобритании, Франции, Испании и Чехословакии. Во всех фашистских и полуфашистских странах Коминтерн сложил руки без всякой попытки сопротивления. Будучи руководителем военной разведки в Западной Европе, я имел возможность наблюдать, что так называемые подпольные коммунистические партии Германии и Италии ничего собой не представляли. В них было полно фашистских провокаторов и доносчиков, а потому они только и могли, что посылать людей на смерть. Коммунизм в этих странах давным-давно обанкротился, и если новая революционная война и захлестнет Германию, то это случится в результате гитлеровской войны, но никак не из-за действий Москвы.
В стабильных и прогрессивных демократических странах Скандинавии лозунги Народного фронта уже никому не интересны, так же как и революционные призывы прошлых лет.
С другой стороны, хотя в Великобритании новый образ Москвы привлек немногих сторонников среди трудящихся масс, ее антифашистские заявления произвели впечатление на многих студентов, писателей и профсоюзных лидеров. Во время испанской трагедии и в дни подписания Мюнхенского договора многие отпрыски британских аристократов шли как в Интернациональную бригаду (армия Коминтерна в Испании), так и на службу в нашу разведку. Московские показательные процессы шокировали многих новых рекрутов. В разгар чистки один из членов Центрального комитета Британской коммунистической партии сказал одному моему сослуживцу:
– Зачем Сталину расстреливать ваших людей? Я знаю, как преданно вы служите Советскому Союзу, но я уверен: если вы вернетесь в Москву, вас тоже расстреляют.
Такие настроения нарастали и тут же шли на спад.
Репрессии продолжались. Ужасные картины войны в Испании раскрывали все ужасы тоталитаризма. А Сталин продолжал собирать вокруг себя своих международных сторонников, видя в них залог великого союза с демократическими государствами против Гитлера.
Народный фронт во Франции был так тесно связан с франко-советским альянсом, что почти полностью захватил правительственные структуры. На самом деле были и такие, как Леон Блюм, которые пытались сдержать влияние военной ситуации на внешнюю политику, но такие попытки практически всегда терпели крах. Большинство французов – от генерала Гамелена и депутата от консерваторов де Кериллиса до профсоюзного лидера Жуо – были привержены идее о том, что безопасность Франции связана с Москвой, что Народный фронт сделался доминирующим фактором французской жизни. Внешне Коминтерн действовал через свои карманные организации. Газеты вроде «Суар», книжные клубы, издательские дома, театры, кинокомпании – все они стали инструментами «антигитлеровского» фронта Сталина. Однако работа шла и гораздо глубже: за кулисами ОГПУ и советская военная разведка лихорадочно работали над захватом государственных институтов Франции.
Страна все же не была полностью слепа. В палате депутатов часто обсуждали запросы, в которых гневно говорилось о том, что советское правительство слишком хорошо информировано о секретах французской военной авиации. Каковы бы ни были основания для этих обвинений, но факт оставался фактом: мы, советская разведка, считали некоторых высокопоставленных французских чиновников «нашими людьми».
Влияние Москвы на Чехословакию было еще значительнее. Большинство важных министров пражского правительства смотрело на Советскую Россию как на бдительного стража независимости их страны. Здесь авторитет Кремля подкреплялся еще и неким элементом панславизма. Чехи уверовали в то, что великий славянский брат защитит их от нацистской Германии, и позволили втянуть себя в одну из самых трагичных интриг в современной истории. Я имею в виду историю о том, как Москва использовала чешское правительство в интересах Сталина. Я рассказал ее в предисловии.
В США Коммунистическая партия никогда не имела по-настоящему серьезного влияния, и Москва всегда относилась к ней с большим презрением. За все долгие годы своей деятельности, вплоть до 1935 года, Коммунистическая партия Америки почти ничего не добилась. Профсоюзы не откликались на ее лозунги, а массы американского народа едва ли вообще знали о ее существовании. Но и в то же время эта партия была важна для нас, потому что имела более тесные по сравнению с другими коммунистическими партиями связи с нашим ОГПУ и разведкой. В период механизации и модернизации Красной армии члены Американской коммунистической партии были нашими агентами на авиационных и автомобильных заводах, а также на фабриках, производящих боеприпасы и военное снаряжение.
Несколько лет назад, находясь в Москве, я сказал руководителю нашей военной разведки в Соединенных Штатах, что, на мой взгляд, он зашел слишком далеко в мобилизации такого большого количества функционеров американской партии в шпионских целях. Его ответ был вполне типичен:
– Ну и что? Они получают хорошие деньги от Советов. Они никогда не совершат революцию, так пусть хоть отрабатывают свои оклады.
Заполучив в свои ряды тысячи рекрутов, которые встали под знамена демократии и коммунистической партии, ОГПУ с помощью шпионажа получило в Соединенных Штатах очень большую и ранее не охваченную территорию. Тщательно скрывая свое истинное лицо, коммунисты нашли путь проникновения на сотни ключевых позиций. У Москвы появилась возможность влиять на поведение чиновников, которым никогда бы и в голову не пришло подойти к агенту Коминтерна или ОГПУ ближе чем на десять футов.
