Сталин постепенно все это отменил. Прибрав к рукам ОГПУ, он начал собирать тайное досье на всех ответственных работников советского правительства, которое состояло из донесений подобного рода и хранилось в специальном потайном шкафу. Папки росли и пухли от материалов, которые поступали от разветвленной сети агентов ОГПУ. Не имело значения, насколько иллюзорными и фантастическими были эти инсинуации на видных деятелей советского правительства. Угодливые сотрудники ОГПУ подшивали к делу любой «документ». Сталин считал полезным иметь на всякий случай компромат на каждого руководителя.
Этот потайной шкаф, конечно, пополнялся и материалами, подброшенными различными иностранными бюро дезинформации, включая гестапо. Я напомнил Шпигельглассу о бесполезности таких доказательств.
– То есть вы на самом деле уверены в своих германских источниках, – заключил я.
Шпигельгласс не мог не похвастаться.
– Мы получаем информацию через кружок Гучкова, – сказал он. – У нас там человек в самом руководстве.
Когда Шпигельгласс произнес это, я едва не начал задыхаться.
Кружок Гучкова являлся очень активной группой русских белоэмигрантов, имеющих тесные связи с германской военной разведкой, с одной стороны, и еще более тесные – с Федерацией ветеранов царской армии, обосновавшейся в Париже и возглавляемой генералом Евгением Миллером.
Основателем кружка был Александр Гучков – видный член Думы и глава военно-промышленного комитета в царском правительстве во время мировой войны. В юности Гучков возглавлял добровольную русскую бригаду, воевавшую против Великобритании во время Англо-бурской войны. После свержения царя сделался военным министром. А после социалистической революции организовал зарубежную группу, которая поддерживала отношения со всеми элементами в Германии, заинтересованными прежде всего в немецкой экспансии на Востоке.
Кружок Гучкова долгое время сотрудничал с генералом Бредовом – начальником военной разведки германской армии. И когда генерала Бредова казнили в ходе гитлеровской чистки 1934 года, его отдел и вся его заграничная сеть перешла под контроль гестапо.
По словам Шпигельгласса, сегодня ОГПУ имело с кружком Гучкова не менее тесные связи. Дочь самого Гучкова, как я позже узнал, была агентом ОГПУ и шпионила в пользу советского правительства. Но Шпигельгласс только что сообщил мне, что у ОГПУ был свой человек в самом центре кружка и что от него они получили доказательства предательства Тухачевского. Если информация о том, что кто-то в гучковской клике и, несомненно, также и лидер ветеранов царской армии знали об этом «доказательстве», была верной, значит, с большой долей вероятности у них на руках еще оставались оригиналы документов.
Ключ к разгадке «заговора», которого «не знала история», оказался у меня в Париже утром 23 сентября 1937 года. Я просматривал очередную кипу газет с кричащими заголовками, рассказывающими о том, что в среду 22 сентября, в полдень, произошло похищение генерала Евгения Миллера, руководителя Федерации ветеранов царской армии. Стало известно, что в 12:10, выходя из кабинета, генерал Миллер дал своему помощнику запечатанный конверт со словами: «Не думайте, что я выжил из ума, но на сей раз я оставляю вам запечатанное послание, которое прошу вскрыть, только если я не вернусь».
Поскольку в тот день Миллер так и не вернулся, вызвали нескольких его коллег, чтобы в их присутствии вскрыть конверт. В нем лежала записка следующего содержания:
«Сегодня в 12:30 у меня назначена встреча с генералом Скоблиным на углу улиц Жасмэ и Раффэ. Он должен взять меня на рандеву с двумя германскими офицерами, один из которых – военный атташе соседнего государства Штроман, полковник, а другой – герр Вернер, сотрудник здешнего посольства Германии. Оба хорошо говорят по-русски. Встреча организована по инициативе Скоблина. Возможно, это ловушка, поэтому я и оставляю вам эту записку».
Я был поражен упоминанием в записке Миллера о «двух германских офицерах». Итак, вот в чем заключалась та «колоссальная» работа, для выполнения которой Слуцкий забрал двух моих лучших агентов еще в декабре 1938 года. Вот каким было «дело», которое имел в виду Фурманов, специалист ОГПУ по контрразведке в русской белоэмиграции, когда шутил со мной в Москве по поводу моих «германских офицеров».
Генерал Скоблин был правой рукой Миллера в военной организации белых эмигрантов. Его женой была Надежда (или как ее называли – Надин) Плевицкая, исполнительница русских народных песен. Коллеги Миллера той же ночью пришли в отель, где проживали Скоблин с женой. Сначала Скоблин вообще заявил, что ничего не знает о встрече с Миллером, и говорил, что у него есть алиби. Когда же ему показали записку Миллера и пригрозили сопроводить его в полицию, Скоблин, улучшив момент, выскользнул из номера и умчался в поджидавшем его автомобиле.
Никаких следов Миллера так и не обнаружили. Скоблин тоже будто растворился в воздухе. Его жена, Плевицкая, была арестована как пособница преступников. Документы, найденные в номере отеля, явно указывали на то, что Скоблин был агентом ОГПУ. Плевицкая находилась в тюрьме на протяжении расследования и предстала перед судом, который состоялся в декабре 1938 года в Париже. Ее обвинили в шпионаже в пользу Советского Союза и приговорили к двадцати годам заключения, что было необыкновенно суровым приговором, поскольку обычно французский суд более лоялен к женщинам.
Итак, генерал Скоблин и был человеком, находившимся в центре заговора ОГПУ против Тухачевского и других генералов Красной армии! Скоблин играл тройную роль в этой трагедии в духе Макиавелли и был главным действующим лицом всех трех направлений. Будучи секретарем гучковского кружка, он являлся и агентом гестапо. Будучи близким советником генерала Миллера, он являлся лидером монархических сил за границей. Эти две роли он играл с ведома своего третьего и главного хозяина – ОГПУ.
Записка, ославленная генералом Миллером, доказывала причастность Скоблина. Во время суда над его женой, который шел с 5 по 14 декабря 1938 года и привлек внимание широких общественных кругов в Европе, выяснилось, что Скоблин в начале 1930 года приложил руку также и к таинственному похищению генерала Кутепова – предшественника Миллера на посту руководителя организации ветеранов Белого движения.
Именно он, генерал царской армии Скоблин, тогда стал главным поставщиком «доказательств», собранных Сталиным против руководителей и основателей Красной армии. Эти «доказательства» были сфабрикованы в гестапо, прошли через гучковский кружок организации Миллера, выполняющий роль трубопровода, и затем оказались в самом секретном шкафу Сталина.
Когда Сталин решил, что его сближение с Гитлером дает ему возможность выступить против Красной армии, он обратился к секретным досье ОГПУ. Конечно, Сталин знал истинную цену «доказательств», полученных из таких источников. Он понимал, что это плохо состряпанная дезинформация. Кроме гестапо, на чье молчание он мог положиться, и Скоблина, который был надежным человеком ОГПУ, во всем мире существовал только один посвященный в эту историю. Генерал Евгений Миллер. Если бы он захотел, то смог бы всем рассказать об источнике сталинских «доказательств» по делу красных генералов и о канале, через который информация дошла до ОГПУ. Он мог указать на связь заговора Сталина против военачальников Красной армии с двумя главными врагами этой самой армии – гитлеровским гестапо и белогвардейской организацией в Париже. Миллер наверняка понимал, что происходит. Значит, ОГПУ должно было действовать. Такую «колоссальную» работу нельзя было поручить никому, кроме как самому Слуцкому – ни много ни мало начальнику иностранного отдела. Слуцкий бросил все другие дела и приехал в Париж, чтобы «зачистить концы». Он послал курьера самолетом ко мне в Гаагу… «Выберите из ваших сотрудников двух человек, способных выдавать себя за германских офицеров. Они должны иметь достаточно выразительную внешность… иметь привычку говорить как военные люди и должны внушать исключительное доверие и быть отчаянно смелыми… Дело чрезвычайной важности».
