– Ты вычислил, откуда спускались челноки?
– Так точно, господин майор! Захват цели осуществлен. Веду цель.
Дорин довольно ухмыльнулся и нажал на кнопку.
Экзорцист
В портовом баре, куда я заглянул, чтобы остограммиться после долгого перехода с Плутона, было как всегда людно. Шум-гам, хохот, девичьи повизгивания, в воздухе хоть топор вешай. Я плыл к свободному столику, вскользь обозревая окрестности, кивая редким знакомым, подмигивая улыбчивым официанткам. Марс, конечно, не Земля, и оцивилизоваться пока не успел, но для перекуса и краткого отдыха, если настолько устали, что, образно говоря, согласны расслабиться в тамбуре внутреннего обитаемого кольца, был вполне пригодной планетой.
В проходе – аккурат перед свободным столиком – бил челом бородатый мужчина, что-то нараспев бормоча себе под нос. Я аккуратно обошел его и, присев, стал с любопытством его рассматривать. На дальних переходах отвыкаешь от человеческого общества и забываешь о том, что кто-то из землян еще молится Богу, да и еще так неистово.
Молельщик степенно поднялся, свернул тонкий коврик с арабской вязью, который расстилал на полу, и повернулся ко мне, заставив меня ахнуть. Я его узнал!
– Мишка? Ты?!
Мы учились на одном потоке. Мишка мечтал о дальних переходах, я грезил о том же, но имел перед ним фору. Мой товарищ питал слабость к алкоголю. Он хорошо поддавал еще в учебке, да так, что однажды чуть не вылетел с курса, когда завалил с похмела экзамен по пилотированию. Трепку, которую ему устроил преподаватель, запомнил весь поток.
– Космос, ерш твою медь, не Земля! – орал преподаватель. – На обочину не съедешь, попутку не поймаешь, боковое стекло не опустишь! Ты понимаешь, дебил?
Мишка понуро кивал. Экзамен он все-таки сдал, и мы попали по распределению на грузовики, курсирующие между Землей и Меркурием. Потом меня перевели на дальние переходы, и я унесся с солнечным ветром на внешние границы системы, а о Мишке больше и не слыхал. С тех пор первый гуляка пилотного училища сильно изменился. Черты стали резче, глубже, да и борода эта. Но встрече нежданной-негаданной я был искренне рад.
– Мишка, брат! Приземляйся рядом! – я похлопал по свободному стулу. Бородач метнул в меня колючим взглядом, но присел.
– Меня теперь зовут Ибрагим, – сказал он.
– С каких пор, Миш? – полюбопытствовал я. Проклятая улыбка от уха до уха не хотела покидать мое лицо. – Ты, никак, веру сменил?
– Я веру не менял, – резко сказал он. – Уверовал я. В истинного Бога, всемилостивого и милосердного!
– Хорошо-хорошо, – я поднял руку вверх, подзывая официантку. – Рад увидеть тебя! Сколько астрономических единиц за кормой оставлено, а? Давай за встречу?
– Не пью, – тихо, но твердо сказал он. – Харам.
– Харе! – я продолжал глупо улыбаться.
– Харам! – повторил он уже громче. – Крепче чая с лимоном ничего не пью.
– Случилось что? – изобразил я участие. – Или ты не рад меня видеть?
– Рад, Сергей, – ответил он. – Но мне нельзя пить. Грех это.
– Не ты ль, помнится, грешил…
– Все в прошлом, – оборвал он меня. Между нами повисла неловкая пауза. Я не знал, что ему сказать. Мишку – веселого и озорного парня – словно подменили. Мрачен тучей, серьезен, как иконостас. Он, почувствовав мое смятение, нарушил тишину первым.
– Здесь я сейчас обретаюсь – на Марсе.
– Угум, – кивнул я. Мы снова помолчали. Я вертел в пальцах стопку с беленькой, раздумывая, не оскорблю ли чувств новообращенного. Он мешал в чае сахар, внимательно меня рассматривая.
– Ты так же – на дальних переходах? – спросил он.
– Как видишь, – ответил я. – Исследовательские партии обслуживаю. А ты? Ты ведь тоже мечтал.
– Мечтал, – сказал он. – Но ты же помнишь о моей слабости. Она меня и подвела.
– Ты же не пьешь.
– Теперь конечно не пью, – вздохнул он. – Но раньше, помнишь ведь, как закладывал. Меня лицензии на пилотирование лишили. Пришлось на поверхностный транспорт пересаживаться.
– Тяжело было? – спросил я, понимая, что мог и не задавать этот вопрос. Конечно ему было тяжело. После полетов в межпланетном пространстве под атмосферным щитом становится тесно. Давит небесный свод, хоть физически этого и не ощущаешь. Давит…
– Я рад, что Всевышний так распорядился с моей судьбой, – сказал он. – Если бы меня не спустили с небес на землю, не обрел бы веру, жизнь не понял.
– Вера, Ми… Прости, Ибрагим… Вера, оно, конечно, хорошо, но ты ведь славянин, – осторожно сказал я. – В ислам-то как?
– Всевышний не делит людей на национальности, – сказал Мишка. – И я рад, что Он дал мне просветление. Раньше ведь ни в Бога, ни в черта, как помнишь, не верил.
– И как озарило? – полюбопытствовал я.
– Зря ты так, – Мишка отхлебнул из чашки. – Все очень серьезно. Я узрел то, о чем ни ты, ни хваленая наука не знают, и был бы счастлив, если бы ты тоже рано или поздно принял бы истинную веру.
– Миш, что ты за бред несешь? – сказал я, чувствуя, как во мне просыпается раздражение. – Если бы на Марсе божественное проявление увидеть можно было, тут паломников набежала тьма? Тебе просто кто-то хорошо промыл мозг!
– Ты сейчас меня обижаешь, – спокойно ответил он. – Неверием своим, ехидством. И напрасно… Я расскажу…
С волчьим билетом, полученным с приказом об отставке с космофлота, Мишка смог устроиться только на транспорт, который курсировал между космопортом и мелкими поселениями. Таковых на Марсе было еще немного – вольный народ не спешил осваивать новые пространства, предпочитая толкаться на перенаселенной Земле.
Чаще Мишке приходилось перевозить грузы, реже – подсаживался пассажир. Мишка почитал бы за счастье поболтать с живой душой, но люди, которые поднимались на борт, как правило, не располагали к беседе. Красную планету колонизировали силами заключенных и небольших религиозных общин, не способных ужиться с праздной человеческой массой.
– Несколько месяцев назад в транспорт подсел пассажир, благодаря которому изменилась моя жизнь, – рассказывал Мишка. – Я был привычно навеселе.
Пассажир – бородатый мужчина в преклонных летах – внушал умиротворение. Он не был похож ни на зэка, получившего вольную и осевшего на Марсе, ни на простого рудокопа. Управленец? Какой к черту управленец поедет в отдаленное поселение в медленном, дышащем на ладан грузовике?
– Во мне что-то не так? – спросил пассажир. Голос у него был мягкий, напевный, из-за чего короткие русские слова звучали как-то непривычно тягуче.
– Вы не очень похожи на обитателя местных поселений, – сказал Мишка. – Рабочий люд выглядит иначе.
– Вы правы, – ответил пассажир. – Я с Земли, и еду не на рудниках работать.
