Дельфин перестал шевелиться. Он уже не очень походил на дельфина, так, большая продолговатая куча грязи, кишащая какой-то мелкой подводной живностью.
– Надо ему искусственное дыхание сделать… – растерянно сказал я.
– Какое дыхание?! Куда ему дышать?!
Действительно, дышать было некуда. Не видно, во всяком случае. И делать что, я не знал, я вообще в дельфинах совсем не разбирался, мне что дельфин, что белуга – разницы нет, все они с хвостами.
– У него дырка в голове, кажется, – неуверенно сказал я. – Он ею и дышит.
– Ты уверен?
– Насчет чего? Насчет дырки или насчет того, что он ею дышит?
Мы тупо уставились друг на друга.
– Давай без своих штучек, а? – попросила Аврора. – Не время, знаешь ли…
Мне хотелось сказать, что хорошей шутке всегда время, но я воздержался, ибо в книгах пишется, что воздержание – это путь к величию, невоздержанность же, напротив, – дорога в бездну.
– Он задыхается, – повторила Аврора. – Задыхается, и ему нужна помощь…
– Даже если ты будешь дышать ему в это дыхало, его легкие это не наполнит.
– Почему?
– Ты сколько весишь? – я скептически ткнул ее в плечо. – Тридцать шесть килограммов? Сорок в лучшем случае. А он около двухсот. Твоя чахлая дыхалка, – я указал подбородком, – твоя чахлая дыхалка даже не расправит его легкие… Моя тоже, впрочем…
– Так что же делать? – уже в третий раз спросила Аврора.
– Делать… Делать… Делать вот что…
Я повернулся к дельфину и пнул его в бок. Потом еще и еще, пинал и пинал, Аврора закричала и попыталась меня оттащить, но тут дельфин выдохнул. В стороны полетела грязь, трава и слизь, и дельфин задышал. И чуть двинул плавником. Жив.
Я кинулся к бассейну, зачерпнул сразу два ведра. Окатил животное.
– Убирай грязь! – велел я Авроре.
Стал таскать воду, Аврора протирала дельфина. Через десять минут он заблестел гладкой, чуть синеватой кожей. Но глаза не открыл. Я спрыгнул в бассейн. Теперь я тянул за хвост, а Аврора толкала.
Дельфин сполз в воду. Погрузился и тут же всплыл. Не шевелился. Ни плавниками, ни хвостом, глаза даже не открывал.
Аврора тоже прыгнула в воду. Принялась таскать дельфина туда-сюда, говорить ему что-то. Заботливая какая. Ей бы самой в воспитатели идти, воспитывала бы сейчас кого-нибудь на другом острове. Вместе с Заскоком, отличная пара.
Я выбрался на парапет, огляделся. Спасательный круг, ящик с водным снаряжением, весло. Зачем тут весло? А вот в ящике несколько полезных вещей обнаружилось. Ласты, ну, это Авроре, трубка – это мне пригодится, вдруг нырять придется, ну и спасательные жилеты. Это для дельфина.
– Перестань его таскать! – прикрикнул я на Аврору. – Это не акула, он и так дышать может!
Аврора перестала мучить животное, я скинул ей жилет.
– Надень под плавники.
– Зачем?
– Ты что, будешь всю ночь его поддерживать? Чтобы не утонул.
Аврора стала с трудом натягивать на дельфина оранжевый жилет, а я смотрел на море.
Море было спокойное. Мертвое какое-то. Тихий просто океан. Аврора закончила с Гошей и выбралась из воды. Села рядом.
Некоторое время мы устало молчали.
– Я слыхал, что они приплывают умирать к людям, – негромко сказал я.
– Почему?
– Не знаю. Раньше существовало поверье, что в дельфинов вселяются души погибших. И что перед смертью дельфины тянутся к своим…
– Суеверия.
Я промолчал. Наверное, действительно суеверия, хотя все суеверия на чем-то основаны. Кто-то ведь когда-то прошел под лестницей – и ему на голову свалилось ведро с краской – бамц! И этот кто-то остался жив, только дураком заделался, а своим многочисленным детям и внукам завещал никогда так не делать. Вот и поехало, вот и суеверие.
– Что с ним? – спросила Аврора. – Без сознания?
Откуда я знаю, в сознании он или без сознания? Я приложился к мокрому дельфиньему боку и послушал. Сердце тукало. Не знаю, как оно должно тукать правильно, быстро или медленно?
– Он без сознания? – приставала Аврора.
– Кома, – сказал я, хотя и не был уверен. – Но сердце в норме, ровное. Так что… Пусть болтается в бассейне, потом, когда кто-нибудь сюда прибудет, мы отправим его в клинику… Кормить будем витаминами…
– Как? Куда ему их втыкать?
Я не знал, куда дельфинам можно втыкать витамины, по-моему, под шкурой у дельфина сплошной жир в десять сантиметров, поэтому сказал:
– В язык.
– В язык?
– Ну а куда еще? Вообще, ты не очень переживай, у него жировых запасов, как у кашалота, он может два месяца без еды.
– А потом?
– А что потом? Ты думаешь, мы тут два месяца просидим?
– Ну, все может быть. Ты сам говорил, мир погиб…
– Я гнал, – признался я.
– Что? – не поняла Аврора.
– Это значит, фантазийно обманывал. То есть обманывал без злого умысла.
Аврора поболтала ногой в воде.
– Зачем обманывать без злого умысла? – спросила она.
– Просто так. Для забавы, для прикола…
– Ох уж этот ваш Орден! Реконструкторы… Вы реконструируете заблуждения и пропахшие нафталином мифы, вы все время пребываете в этом историческом бреду и постепенно сами становитесь как персонажи ваших реконструкций…
Наверное, она не так уж и не права. Наверное, мы действительно набираемся всякого от наших персонажей, с этим ничего не поделать… Надо поискать что-нибудь по ретропсихологии, подвести под ежедневную практику твердую теоретическую базу…
– Для прикола – это значит… то же, что для веселья.
– Ты можешь на правильном русском выражаться?
– Я и выражаюсь.
– Ты говоришь смешную ерунду и сам в эту ерунду веришь.
– А ты во что веришь?
– Я? В Путь.
– В какой путь?
– В Путь каждого человека…
Аврора стала рассказывать про Путь. Что каждый должен найти в жизни свою дорогу и шагать по ней до конца…
Я слушал и думал – как все это странно – вот всё стрелялись с Авророй, поджигались, дурили, как дураки квадратные, а теперь вот сидим и разговариваем. И мне даже хочется рассказать Авроре о главном – ну, то есть обо мне и моем предназначении, о грядущем, исполненном яростного шума и ослепительного сияния…
Но я постеснялся. Да и не готова она еще к тому, чтобы окинуть громаду моих замыслов беспристрастным взором, нужна мощь, нужен интеллект…
